Robert Burns (Роберт Бернс)

On the Death of Robert Dundas, Esq.

Of Arniston, Late Lord President of the Court of Session.

LONE on the bleaky hills the straying flocks
Shun the fierce storms among the sheltering rocks;
Down from the rivulets, red with dashing rains,
The gathering floods burst o’er the distant plains;
Beneath the blasts the leafless forests groan;
The hollow caves return a sullen moan.

Ye hills, ye plains, ye forests, and ye caves,
Ye howling winds, and wintry swelling waves!
Unheard, unseen, by human ear or eye,
Sad to your sympathetic glooms I fly;
Where to the whistling blast and water’s roar,
Pale Scotia’s recent wound I may deplore.

O heavy loss, thy country ill could bear!
A loss these evil days can ne’er repair!
Justice, the high vicegerent of her God,
Her doubtful balance eyed, and sway’d her rod;
Hearing the tidings of the fatal blow,
She sunk, abandon’d to the wildest woe.

Wrongs, injuries, from many a darksome den,
Now gay in hope explore the paths of men:
See from his cavern grim Oppression rise,
And throw on Poverty his cruel eyes;
Keen on the helpless victim see him fly,
And stifle, dark, the feebly bursting cry:

Mark ruffian Violence, distain’d with crimes,
Rousing elate in these degenerate times;
View unsuspecting Innocence a prey,
As guileful Fraud points out the erring way:
While subtile Litigation’s pliant tongue
The life-blood equal sucks of Right and Wrong:
Hark, injured Want recounts th’ unlisten’d tale,
And much-wrong’d Mis’ry pours th’ unpitied wail!

Ye dark waste hills, and brown unsightly plains,
To you I sing my grief-inspired strains:
Ye tempests, rage! ye turbid torrents, roll!
Ye suit the joyless tenor of my soul.
Life’s social haunts and pleasures I resign;
Be nameless wilds and lonely wanderings mine,
To mourn the woes my country must endure,
That wound degenerate ages cannot cure.

На смерть Роберта Дандаса из Арнистона, эсквайра

покойного лорда-президента
высшего суда
по гражданским делам

От бури неожиданной и злой
Скрываются овечки под скалой.
Дожди идут; на месте ручейка
Шумит, кипит, и пенится река,
И стонет лес безлиственный, и стон
Пещерой многократно повторён.

Леса, поля, пещеры и холмы,
Холодный шквал, дыхание зимы!
От глухоты и слепоты людской
Я к вам иду с пронзительной тоской.
Лишь вы оплакать сможете со мной
Потерю Каледонии родной.

Не возместить, с учётом всех потерь,
Ущерба, нанесенного теперь!
У Правосудья в горькие часы
Сверкнули слёзы, дрогнули весы:
От новости, что выслушать пришлось,
Оно безмерно горю отдалось.

Все беды мира вылезли из нор
И зáстили народам кругозор.
Вот Угнетенье грозно и в упор
Вонзает в бедность беспощадный взор,
А жертва, ни жива и ни мертва,
Едва лепечет жалкие слова.

Насилье вдело в ноги стремена:
Его бодрят худые времена.
А вот невинность сквозь туман и муть
Обман выводит на неверный путь.
И Тяжба, немудра, вершит дела,
Питаясь кровью и Добра, и Зла.
Никто не слышит повести Нужды,
Никто не слышит воплей Нищеты!

Холмы, равнины, горы, небосклон,
К вам обращаюсь, горем вдохновлён!
Ревите, бури, шлите благодать
Душе моей безрадостной подстать.
Дичусь людей, и радости любой,
И здесь, наедине с самим собой
Хочу оплакать рану я стократ,
Что не излечит век-дегенерат!

© Перевод Евг. Фельдмана
24-25.07.1999
Все переводы Евгения Фельдмана

1. I Gaed a Waefu' Gate Yestreen
2. Blythe Was She
3. Farewell to Ballochmyle
4. Lines Written under the Picture of Miss Burns
5. Young Jamie, Pride of A’ the Plain

Распечатать (Print)

Количество обращений к стихотворению: 2878

Последние стихотворения

To English version