Rudyard Kipling (Редьярд Киплинг)

Et Dona Ferentes

                           1896

In extended observation of the ways and works of man,
From the Four-mile Radius roughly to the Plains of Hindustan: 
I have drunk with mixed assemblies, seen the racial ruction rise, 
And the men of half Creation damning half Creation's eyes.

I have watched them in their tantrums, all that Pentecostal crew, 
French, Italian, Arab, Spaniard, Dutch and Greek, and Russ and Jew,
Celt and savage, buff and ochre, cream and yellow, mauve and white,
But it never really mattered till the English grew polite;

Till the men with polished toppers, till the men in long frock-coats,
Till the men who do not duel, till the men who war with votes, 
Till the breed that take their pleasures as Saint Lawrence took his grid,
Began to "beg your pardon" and-the knowing croupier hid. 

Then the bandsmen with their fiddles, and the girls that bring the beer,
Felt the psychological moment, left the lit Casino clear; 
But the uninstructed alien, from the Teuton to the Gaul, 
Was entrapped, once more, my country, by that suave, deceptive drawl.

As it was in ancient Suez or 'neath wilder, milder skies,
I "observe with apprehension" how the racial ructions rise; 
And with keener apprehension, if I read the times aright, 
Hear the old Casino order: "Watch your man, but be polite. 

“Keep your temper. Never answer (that was why they spat and swore).
Don't hit first, but move together (there's no hurry) to the door. 
Back to back, and facing outward while the linguist tells 'em how -
`Nous sommes allong ar notre batteau, nous ne voulong pas un row.'"

So the hard, pent rage ate inward, till some idiot went too far... 
"Let 'em have it!" and they had it, and the same was merry war -
Fist, umbrella, cane, decanter, lamp and beer-mug, chair and boot -
Till behind the fleeing legions rose the long, hoarse yell for loot. 

Then the oil-cloth with its numbers, like a banner fluttered free; 
Then the grand piano cantered, on three castors, down the quay; 
White, and breathing through their nostrils, silent, systematic, swift -
They removed, effaced, abolished all that man could heave or lift. 

Oh, my country, bless the training that from cot to castle runs -
The pitfall of the stranger but the bulwark of thy sons -
Measured speech and ordered action, sluggish soul and un - perturbed,
Till we wake our Island-Devil-nowise cool for being curbed! 

When the heir of all the ages "has the honour to remain,"
When he will not hear an insult, though men make it ne'er so plain,
When his lips are schooled to meekness, when his back is bowed to blows -
Well the keen aas-vogels know it-well the waiting jackal knows. 

Build on the flanks of Etna where the sullen smoke-puffs float -
Or bathe in tropic waters where the lean fin dogs the boat -
Cock the gun that is not loaded, cook the frozen dynamite -
But oh, beware my Country, when my Country grows polite!

Et Dona Ferentes

                           1896

От края до края 
Людей наблюдая, 
		Их пути и труды в этом мире,
От видимой шири 
Мили в четыре 
		До хиндустанской шири,
Я пил в разношёрстых 
Компаниях; в острых 
		Стычках я слышал: «Счас двину!»
Где полчеловечества 
В кровавом калечестве 
		Вторую кляло половину.

Я видел, как в злости 
Ломали кости, 
		От бурного гнева дурея,
Арабы, испанцы, 
Французы, голландцы, 
		И русские, и евреи.
Народ разнокожий 
Буянил – и всё же 
		Кончал свой безумный танец,
Когда волей высшей 
В тишине нависшей 
		Становился вежлив Британец.

Когда люди – не волки! – 
Что одеты с иголки, 
		Что не бредят сражением бурным,
Что не сходятся в страшном 
Бою рукопашном, 
		А идут к избирательным урнам,
Что вовсе не кротки, 
Но льнут к решётке, 
		Как святой Лаврентий на пытке,
Говорят «извините» – 
С места событий 
		Крупье исчезает прыткий.

Тут же прячутся скрипки; 
Исчезают улыбки 
		И девицы, что пиво разносят,
И не делают ставки, 
И уходят без давки, 
		Хоть об этом никто здесь не просит.
Люди разного племени, 
Как от тяжкого бремени, 
		Напряглись – от тевтона до галла,
Показались им тяжкими 
Наши речи с растяжками, 
		Их медлительность всех испугала.

*    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *      

Где в районе Суэца 
Мне случилось погреться, 
		Я примерно такую ж картину
«Наблюдал с пониманьем», 
Наблюдал за восстаньем, 
		Где вот так же кричали: «Счас двину!»
И дома игорного 
Я вспомнил бесспорное 
		Правило: «За подопечным
Наихудшей пробы 
Смотри, брат, в оба, 
		Но вежлив будь – безупречно.

Прими без боя 
Проклятье любое. 
		Пусть лается злая свора,
Пусть бьют по нервам, 
Но врезать первым 
		Не смей – и прикрой партнёра.
Держись под свистом, 
Дружись с лингвистом, 
		Который им скажет браво:
“Nous sommes allong 
Ar notre batteau”, – 
		И добавит: “Nous ne voulong pas un row.”»

Увы, к несчастью, 
Худые страсти 
		Надолго не сдержит разум,
И – «Смерть заразам!» – 
Дурак «под газом» 
		Зажжёт негодяев разом.
И в заварушке 
Мелькают кружки, 
		Лампы, зонты, ботинки, –
Любая гадость 
Сегодня в радость 
		Поганой людской скотинке!

Удары – крепки, 
Рулетка – в щепки, 
		Клеёнка – клочки и ленты.
Вот фортепьяно, 
Качаясь пьяно, 
		Наехало на клиента.
И с хрипом, рыком, 
С сопеньем диким 
		Явив звериную тупость,
Враз показали, 
На что здесь, в зале, 
		Способна людская глупость!

Страна, ты едина: 
В тебе дисциплина 
		Царит от дворцов до хижин.
Сыновьям ты – крепость, 
Но кажешь свирепость 
		Врагу – и враг твой унижен.
Страна, ты чудо: 
Порядок – всюду, 
		В планах, в действиях, в речи,
Ты, Остров-Дьявол, 
Врагов заставил 
		Встреч избегать издалече.

Но когда твой наследник – 
Не привередник, 
		И ему – что бело, что чёрно,
И с умильной рожей 
Он «росою Божьей» 
		Плевки называет упорно,
И не «око за око», 
Но небитую щёку 
		Подставлять – вот его обычай,
Знают коршун с шакалом, 
Что проблема за малым – 
		Прилететь и прийти за добычей.

Строй на Этне над прахом, 
Строй заметно, с размахом, 
		Удивив даже полных дебилов, 
Отправляйся на отдых 
И в тропических водах 
		Искупайся с семьёй крокодилов,
Мёрзлым динамитом 
Воюй с гранитом, 
		Вытрезвляй законченных пьяниц,
Но бойся минуты, 
Когда среди смуты 
		Становится вежлив Британец!

© Перевод Евг. Фельдмана
3.01.2012
14.01.2012 (ред.)
Все переводы Евгения Фельдмана

Примечание

1. The First Chantey
2. The Cursing of Stephen
3. «Limits and Renewals». 1932. 9. The Coiner
4. The Jester
5. «Debits and Credits». (1919-1926). 10. The Portent

Распечатать (Print)

Количество обращений к стихотворению: 5617

Последние стихотворения

To English version