John Gay (Джон Гей)

Part I. Fable 15. The Philosopher and the Pheasants

  The sage, awaked at early day,
  Through the deep forest took his way;
  Drawn by the music of the groves,
  Along the winding gloom he roves:
  From tree to tree, the warbling throats
  Prolong the sweet alternate notes.
  But where he pass'd, he terror threw,
  The song broke short, the warblers flew;
  The thrushes chattered with affright,
  And nightingales abhorred his sight;

  All animals before him ran,
  To shun the hateful sight of man.
     'Whence is this dread of every creature?
  Fly they our figure or our nature?'
     As thus he walked in musing thought,
  His ear imperfect accents caught;
  With cautious step he nearer drew,
  By the thick shade concealed from view.
  High on the branch a pheasant stood,
  Around her all her listening brood;

  Proud of the blessings of her nest,
  She thus a mother's care expressed:
  'No dangers here shall circumvent,
  Within the woods enjoy content.
  Sooner the hawk or vulture trust,
  Than man; of animals the worst:
  In him ingratitude you find,
  A vice peculiar to the kind.
  The sheep whose annual fleece is dyed,
  To guard his health, and serve his pride,

  Forced from his fold and native plain,
  Is in the cruel shambles slain.
  The swarms, who, with industrious skill,
  His hives with wax and honey fill,
  In vain whole summer days employed,
  Their stores are sold, their race destroyed.
  What tribute from the goose is paid!
  Does not her wing all science aid!
  Does it not lovers' hearts explain,
  And drudge to raise the merchant's gain?

  What now rewards this general use?
  He takes the quills, and eats the goose.
  Man then avoid, detest his ways;
  So safety shall prolong your days.
  When services are thus acquitted,
  Be sure we pheasants must be spitted.'

Часть I. Басня 15. Философ и Фазаны

	Философ как-то утром рано
Шагал, вдыхая воздух пряный,
И птичий хор великой мощи
Гремел по всей зелёной роще,
И гимны жизни раздавались,
И, как пароль, передавались,
Но где Философ появлялся,
Там хор со страху разлетался,
И, человека избегая,
Пред ним зверей бежала стая.

	– Противны люди им до жути
Лишь внешним видом иль по сути?

	Чиня себе допрос пристрастный,
Он вдруг услышал шум неясный.
В тени деревьев между веток
Увидел он фазаньих деток,
Которые, как детки наши,
Уроки слушали мамаши,
Которая преподавала
Им бытия первоначала.

	– В лесу везде царит согласье.
Однако, уверяю вас я,
Скорее хищникам здесь верьте,
Чем людям: люди – хуже смерти!
Живут вне правил и приличий.
Неблагодарность – их обычай.
Одеждой, в коей шерсть овечья,
Согрето тело человечье,
Но люди подло и спокойно
Ведут овец на скотобойни!
И пчёлы, сколько были в силе,
Им летом воск и мёд носили,
Но мёд – в продаже, воск – в продаже, –
Их нет у пчёл и капли даже!
Теперь гусей возьмёмте, дети.
Пером гусиным весь на свете
Трактаты пишет мир учёный,
Кантаты пишет мир влюблённый.
Но что купцу заслуги гуся?
Он гуся продаёт, клянусь я,
И гусь идёт на мясо, перья, –
Где ж к людям может быть доверье?
Людей увидев, прочь летите:
Сколь верно вы им ни служите,
Но люди, глухи к укоризне,
В любой момент лишат вас жизни! 

© Перевод Евг. Фельдмана
1-3.05.2017
Все переводы Евгения Фельдмана

1. An Elegy on a Lap-dog
2. To a Young Lady, with Some Lampreys
3. Sweet William's Farewell to Black-Ey'd Susan
4. To a Lady
5. If the Heart of a Man

Распечатать (Print)

Количество обращений к стихотворению: 3176

Последние стихотворения

To English version