Джордж Гордон Байрон (George Gordon Byron)

To Augusta

THOUGH the day of my destiny’s over,
  And the star of my fate hath declined,
Thy soft heart refused to discover
  The faults which so many could find.
Though thy soul with my grief was acquainted,
  It shrunk not to share it with me,
And the love which my spirit hath painted
  It never hath found but in thee.
 
Then when nature around me is smiling,
  The last smile which answers to mine,
I do not believe it beguiling,
  Because it reminds me of thine;
And when winds are at war with the ocean,
  As the breasts I believed in with me,
If their billows excite an emotion,
  It is that they bear me from thee.
 
Though the rock of my last hope is shivered,
  And its fragments are sunk in the wave,
Though I feel that my soul is delivered
  To pain—it shall not be its slave.
There is many a pang to pursue me:
  They may crush, but they shall not contemn;
They may torture, but shall not subdue me;
  ’Tis of thee that I think—not of them.
 
Though human, thou didst not deceive me,
  Though woman, thou didst not forsake,
Though loved, thou forborest to grieve me,
  Though slander’d, thou never couldst shake;
Though trusted, thou didst not disclaim me,
  Though parted, it was not to fly,
Though watchful, ’twas not to defame me,
  Nor, mute, that the world might belie.
 
Yet I blame not the world, nor despise it,
  Nor the war of the many with one;
If my soul was not fitted to prize it,
  ’Twas folly not sooner to shun:
And if dearly that error hath cost me,
  And more than I once could foresee,
I have found that, whatever it lost me,
  It could not deprive me of thee.

From the wreck of the past, which hath perish’d,
  Thus much I at least may recall,
It hath taught me that what I most cherish’d
  Deserved to be dearest of all:
In the desert a fountain is springing,
  In the wide waste there still is a tree,
And a bird in the solitude singing,
  Which speaks to my spirit of thee.

К Августе

Когда время мое миновало
      И звезда закатилась моя,
Недочетов лишь ты не искала
      И ошибкам моим не судья.
Не пугают тебя передряги,
      И любовью, которой черты
Столько раз доверял я бумаге,
      Остаешься мне в жизни лишь ты.

Оттого-то, когда мне в дорогу
      Шлет природа улыбку свою,
Я в привете не чую подлога
      И в улыбке тебя узнаю.
Когда ж вихри с пучиной воюют,
      Точно души в изгнанье скорбя,
Тем-то волны меня и волнуют,
      Что несут меня прочь от тебя.

И хоть рухнула счастья твердыня
      И обломки надежды на дне,
Все равно: и в тоске и унынье
      Не бывать их невольником мне.
Сколько б бед ни нашло отовсюду,
      Растеряюсь - найдусь через миг,
Истомлюсь - но себя не забуду,
      Потому что я твой, а не их.

Ты из смертных, и ты не лукава,
      Ты из женщин, но им не чета.
Ты любовь не считаешь забавой,
      И тебя не страшит клевета.
Ты от слова не ступишь ни шагу,
      Ты в отъезде - разлуки как нет,
Ты на страже, но дружбе во благо,
      Ты беспечна, но свету во вред.

Я ничуть его низко не ставлю,
      Но в борьбе одного против всех
Навлекать на себя его травлю
      Так же глупо, как верить в успех.
Слишком поздно узнав ему цену,
      Излечился я от слепоты:
Мало даже утраты вселенной,
      Если в горе наградою - ты.

Гибель прошлого, все уничтожа,
      Кое в чем принесла торжество:
То, что было всего мне дороже,
      По заслугам дороже всего.
Есть в пустыне родник, чтоб напиться,
      Деревцо есть на лысом горбе,
В одиночестве певчая птица
      Целый день мне поет о тебе.

Перевод Б.Л. Пастернака
Все переводы Бориса Пастернака

Поддержать сайт