Редьярд Киплинг (Rudyard Kipling)

«Barrack-Room Ballads». 38. The Shut-Eye Sentry

         Sez the Junior Orderly Sergeant
                  To the Senior Orderly Man: 
         “Our Orderly Orf’cer’s hokee-mut,1
                  You ’elp ’im all you can. 
         For the wine was old and the night is cold,
                  An’ the best we may go wrong, 
         So, ’fore ’e gits to the sentry-box,
                  You pass the word along.” 

So it was “Rounds! What Rounds?” 
                                    at two of a frosty night,   
         ’E’s ’oldin’ on by the sergeant’s sash, 
                                    but, sentry, shut your eye.   
An’ it was “Pass! All’s well!” 
                                    Oh, ain’t ’e drippin’ tight!   
         ’E’ll need an affidavit 
                                    pretty badly by-an’-by. 
  
         The moon was white on the barricks,
                  The road was white an’ wide, 
         An’ the Orderly Orf’cer took it all,
                  An’ the ten-foot ditch beside. 
         An’ the corporal pulled an’ the sergeant pushed,
                  An’ the three they danced along, 
         But I’d shut my eyes in the sentry-box,
                  So I didn’t see nothin’ wrong. 

Though it was “Rounds! What Rounds?” 
                                    O corporal, ’old ’im up!   
         ’E’s usin’ ’is cap as it shouldn’t be used, 
                                    but, sentry, shut your eye.   
An’ it was “Pass! All’s well!” 
                                    Ho, shun the foamin’ cup!   
         ’E’ll need,” etc.   

         ’Twas after four in the mornin’;
                  We ’ad to stop the fun, 
         An’ we sent ’im ’ome on a bullock-cart,
                  With ’is belt an’ stock undone; 
         But we sluiced ’im down an’ we washed ’im out,
                  An’ a first-class job we made, 
         When we saved ’im, smart as a bombardier,
                  For six-o’clock parade. 

It ’ad been “Rounds! What Rounds?” 
                                    Oh, shove ’im straight again!   
         ’E’s usin’ ’is sword for a bicycle, 
                                    but, sentry, shut your eye.   
An’ it was “Pass! All’s well!” 
                                    ’E’s called me “Darlin’ Jane!”   
         ’E’ll need,” etc. 
  
         The drill was long an’ ’eavy,
                  The sky was ’ot an’ blue, 
         An’ ’is eye was wild an’ ’is ’air was wet,
                  But ’is sergeant pulled ’im through. 
         Our men was good old trusties —
                  They’d done it on their ’ead; 
         But you ought to ’ave ’eard ’em markin’ time
                  To ’ide the things ’e said! 

For it was “Right flank — wheel!” 
                                    for “ ’Alt, an’ stand at ease!”   
         An’ “Left extend!” for “Centre close!” 
                                    O marker, shut your eye!   
An’ it was, “’Ere, sir, ’ere! 
                                    before the Colonel sees!”   
         So he needed affidavits 
                                    pretty badly by-an’-by.  
 
         There was two-an’-thirty sergeants,
                  There was corp’rals forty-one, 
         There was just nine ’undred rank an’ file
                  To swear to a touch o’ sun. 
         There was me ’e’d kissed in the sentry-box,
                  As I ’ave not told in my song, 
         But I took my oath, which were Bible truth,
                  I ’adn’t seen nothin’ wrong. 

         There’s them that’s ’ot an’ ’aughty,
                  There’s them that’s cold an’ ’ard, 
         But there comes a night when the best gets tight,
                  And then turns out the Guard. 
         I’ve seen them ’ide their liquor
                  In every kind o’ way, 
         But most depends on makin’ friends
                  With Privit Thomas A.! 

When it is “Rounds! What Rounds?” 
                                    ’E’s breathin’ through ’is nose.   
      ’E’s reelin’, rollin’, roarin’ tight, 
                                    but, sentry, shut your eye.”   
An’ it is “Pass! All’s well!” 
                                    An’ that’s the way it goes:   
      We’ll ’elp ’im for ’is mother, 
                                    an’ ’e’ll ’elp us by-an’-by!

1 Very drunk.

«Казарменные баллады». 38. «Часовой, зажмурься, друг!..»

	Младший дежурный сержант говорит
		Старшему: «Ради Бога!
	Дежурный офицер крепко выпил, сэр,
		И ваша нужна подмога.
	Было старым вино; нынче ночь, холоднó, 
		Подмогните ж едва живому,
	Загляните в будку всего на минутку
		И шепните словцо часовому!»

«Кто идёт?» – раздался оклик 
                                    в два часа во тьме морозной.
	Офицер сержанта обнял, – 
                                    часовой, зажмурься, друг!
«Проходите!» – Пот – ручьями; 
                                    офицер промок серьёзно.
	Офицеру суд маячит: 
                                    здесь не сходят пьянки с рук.

Луна, бела, над казармой плыла,
	Когда я стоял на страже.
	Одолел офицер не один барьер
		И ров в десять футов – даже.
	И капрал толкал, и сержант подпирал,
		И когда воротá отворились,
	Я в своей будке закрыл на минутку
		Глаза на то, что творилось.

 «Кто идёт?» – Да подхватите, 
                                    а иначе рухнет в лужу!
	На бок съехала фуражка, – 
                                    часовой, зажмурься, друг!
«Проходите!» – Пусть рыгает, 
                                    а иначе будет хуже…	
	Офицеру суд маячит: 
                                    здесь не сходят пьянки с рук.

В четыре утра – гип-гип-ура! –
	Закончились эти штуки,
И в бычьей повозке пьяного в доску
	Домой увезли – на муки,
И отмыли, гад, с головы до пят
	Где с руганью, где со стоном,
Чтобы в шесть молодцу предстать на плацу
	На смотре дивизионном.

«Кто идёт?» – Эй, гляньте, братцы: 
                                    словно на велосипеде,
	Офицер на сабле едет, – 
                                    часовой, зажмурься, друг!
«Проходите!» – Слышьте, братцы, 
                                    он сказал мне «здрасьте, леди!»
	Офицеру суд маячит: 
                                    здесь не сходят пьянки с рук.

Глядел небосвод на наш хоровод
	Во все небесные очи,
Где сержант с утра гнал хмель из нутра
	Того, кто напился к ночи,
Но мы все – свои, из одной семьи,
	Про такое-то безобразье,
Что в такой-то час приключилось у нас,
	Не расскажем – ни в коем разе!

«Развернуться левым флангом!» – 
		  	    «Правый фланг – сомкнуть, ребятки!»
		«В центре – встать ещё плотнее!» – 
				    Часовой, зажмурься, друг!
«Встаньте, сэр, вот здесь: полковник – 
                                    не заметит непорядка…»
	(Так сказали офицеру, 
                                    где не сходят пьянки с рук).

Там, на плацу, молодец к молодцу,
	Девятьсот рядовых стояли.
Сержанты, капралы ругались устало,
	Жару кляли-проклинали.
Что бухой офицер целовал меня – брр! –
	О том я смолчал в моей песне
(Тьфу, какая гнусь!), и сейчас, клянусь,
	Никому не скажу, хоть тресни!

Кто-то – холоден, твёрд (парни – высший сорт!)
	Кто-то – пылок и дерзок в раже.
Но приходит ночь. Все различья – прочь,
	Если лагерь обходит Стража.
Да, я знаю ребят, что спиртное хранят,
	Но мир в нашем общем доме
И успех нашей службы зависят от дружбы
	С рядовым по прозвищу «Томми»!

«Кто идёт?» – Тьфу! Из сопатки 
                                    слышен гадкий свист, ребятки!
	Часовой, зажмурься крепко, 
                                    не гляди на этот срам!
«Проходите!» – Сотню футов 
                                    протащить – и взятки гладки…
	Мы сейчас ему поможем – 
                                    он потом поможет нам!

© Перевод Евг. Фельдмана
Конец сентября – декабрь 1996
25.07.-13.08.2014
24-25.08.2014
Все переводы Евгения Фельдмана

Поддержать сайт