Редьярд Киплинг (Rudyard Kipling)

«Пределы и обновления». 1932. 4. Тотем

Меня у матери отобрали,
Едва молоко на губах обсохло. 
Имён позорных мне надавали:
«Толстяк», «трусишка», «вонючка», «рохля».

Что ни случилось со мной в дальнейшем,
Не воротился я больше к маме. 
Я оставался вблизи старейшин.
Я оставался в Большом Вигваме.

Меня учили пинком и плетью,
И я учился в слезах и в злобе, 
Но Воином стал к совершеннолетью,
Семь Тайных Лет посвятив учёбе...

Бывал я битым и сам дубасил,
И, положенье мое упроча, 
Мне древний Тотем всю грудь украсил;
Он стал мной править и дни, и ночи.
 
Он не для купли, не для продажи:
Святыни Имя неоценимо. 
Лежать упавший не думай даже:
В Игру опять загоняет Имя.

Мир задавался вопросом: кто там?
И предъявлял я степи и чаще 
Свой, словно Жизнь, разноцветный Тотем,
Где каждый цвет – словно Грех кричащий.

© Перевод Евг. Фельдмана
28.02.1997
Все переводы Евгения Фельдмана

«Limits and Renewals». 1932. 4. The Totem

                 "The Tie"

Ere the mother's milk had dried
  On my lips, the Brethren came--
Tore me from my nurse's side,
  And bestowed on me a name

Infamously overtrue--
  Such as "Bunny," "Stinker," "Podge";--
But, whatever I should do,
  Mine for ever in the Lodge.

Then they taught with palm and toe--
  Then I learned with yelps and tears--
All the Armoured Man should know
  Through his Seven Secret Years...

Last, oppressing as oppressed,
  I was loosed to go my ways
With a Totem on my breast
  Governing my nights and days--

Ancient and unbribeable,
  By the virtue of its Name--
Which, however oft I fell,
  Lashed me back into The Game.

And the World, that never knew,
  Saw no more beneath my chin
Than a patch of rainbow-hue,
  Mixed as Life and crude as Sin.

Поддержать сайт