Редьярд Киплинг (Rudyard Kipling)

Риммон. 1903. После Бурской войны

Изображаю покорность во взгляде,
	Снова колено моё преклонённо,
Снова и снова, родителя ради, 
	Я лицедействую в Доме Риммо́на.

Шторы открылись и грянули трубы,
	Евнухи взвыли – сугубое рвенье! –
Золотобрюхий и золотогубый
	Идол своё источает презренье.

«Перед Риммо́ном покайтесь, живые!
	Плачьте и кайтесь толпой многогрешной!»
Вижу я, вижу: друзья боевые
	Радости с лиц изгоняют поспешно.

Шли мы по скалам походом военным,
	Шли по пескам, – привела нас дорога
В чуждую землю, к пределам презренным,
	В землю, не знавшую нашего Бога.

Помним, как сто человек принесли мы
	В жертву Ему, а не яростной битве.
Помним, от бедствий себя не спасли мы:
	Он не прислушался к нашей молитве.

Мы бичевали себя и рыдали.
	«Ждите!» – нам жрец повторять не ленился. –
«Ждите: напился и спит Он», – и дале:
	«Ждите: с супругою уединился».

(Славьте Риммона! Землёю и Небом
	Правит Риммон широко и просторно!
Снова, готовый к бесчисленным требам,
	Перед Риммоном склоняюсь покорно). 

Да, мы ковчег Его помним священный,
	Мрак, что, как ужас, над миром витает,
И тишину, что за мраком вселенной,
	Где, как нам грезилось, Он обитает.

С копьями как-то вошли, не с дарами,
	И не с молитвой вошли мы, а с бранью.
Образ нечистый предстал нам во храме, 
	Идол, украшенный алою тканью.

Вынесли, сбросив Его меж обычных
	И неприметных камней придорожных.
Стал он предметом забав неприличных
	Наших погонщиков мулов ничтожных.

Часто собаки Его посещали…
	Жарко жрецы нас просили, стращали…
Долго Его мы скребли, очищали…
	Тяжко на место несли, возвращали…

Дело замяли и как бы забыли.
	Битва была. Мы врагов победили.
Славу не нам, а Ему раструбили,
	Снова Ему фимиам закадили.

Вот он я: как бы покорность во взгляде,
	Как бы колено моё преклонённо.
Перед поганым, родителя ради,
	Я лицедействую в Доме Риммона!

© Перевод Евг. Фельдмана
5-10.02.2012
18.02.2012
Все переводы Евгения Фельдмана

Rimmon

                  1903

              After Boer War

Duly with knees that feign to quake--
  Bent head and shaded brow,--
Yet once again, for my father's sake,
  In Rimmon's House I bow.

The curtains part, the trumpet blares,
  And the eunuchs howl aloud;
And the gilt, swag-bellied idol glares
  Insolent over the crowd.

"This is Rimmon, Lord of the Earth--
  "Fear Him and bow the knee!"
And I watch my comrades hide their mirth
  That rode to the wars with me.

For we remember the sun and the sand
  And the rocks whereon we trod,
Ere we came to a scorched and a scornful land
  That did not know our God;

As we remember the sacrifice,
  Dead men an hundred laid--
Slain while they served His mysteries,
  And that He would not aid--

Not though we gashed ourselves and wept,
  For  the  high-priest  bade  us  wait;
Saying He went on a journey or slept,
  Or was drunk or had taken a mate.

(Praise ye Rimmon, King of Kings,
   Who ruleth Earth and Sky!
And again I bow as the censer swings
  And the God Enthroned goes by.)

Ay, we remember His sacred ark
  And the virtuous men that knelt
To the dark and the hush behind the dark
  Wherein we dreamed He dwelt;

Until we entered to hale Him out
  And found no more than an old
Uncleanly image girded about
  The loins with scarlet and gold.

Him we o'erset with the butts of our spears--
  Him and his vast designs--
To be scorn of our muleteers
  And the jest of our halted line.

By the picket-pins that the dogs defile,
  In the dung and the dust He lay,
Till the priests ran and chattered awhile
  And we wiped Him and took Him away.

Hushing the matter before it was known,
  They returned to our fathers afar,
And hastily set Him afresh on His throne
  Because he had won us the war.

Wherefore with knees that feign to quake--
  Bent head and shaded brow--
To this dog, for my father's sake,
  In the Rimmon's House I bow!

Поддержать сайт