Thomas Hardy (Томас Гарди (Харди))

The Darkling Thrush

I leant upon a coppice gate,
When Frost was spectre-gray,
And Winter's dregs made desolate
The weakening eye of day.
The tangled bine-stems scored the sky
Like strings of broken lyres,
And all mankind that haunted nigh
Had sought their household fires.

The land's sharp features seemed to me
The Century's corpse outleant,
Its crypt the cloudy canopy,
The wind its death-lament.
The ancient pulse of germ and birth
Was shrunken hard and dry,
And every spirit upon earth
Seemed fervorless as I.

At once a voice arose among
The bleak twigs overhead,
In a full-hearted evensong
Of joy illimited.
An aged thrush, frail, gaunt and small,
With blast-beruffled plume,
Had chosen thus to fling his soul
Upon the growing gloom.

So little cause for carolings
Of such ecstatic sound
Was written on terrestrial things
Afar or nigh around,
That I could think there trembled through
His happy good-night air
Some blessed Hope, whereof he knew,
And I was unaware. 

Дрозд в сумерках

Томился за калиткой лес
От холода и тьмы,
Был отуманен взор небес
Опивками зимы.
Как порванные струны лир,
Дрожали прутья крон.
В дома забился целый мир,
Ушел в тепло и сон.

Я видел Века мертвый лик
В чертах земли нагой,
Я слышал ветра скорбный крик
И плач за упокой.
Казалось, мир устал, как я,
И пыл его потух,
И выдохся из бытия
Животворящий дух.

Но вдруг безлиственный провал
Шальную песнь исторг,
Стон ликованья в ней звучал,
Немыслимый восторг:
То дряхлый дрозд, напыжив грудь,
Взъерошившись, как в бой,
Решился вызов свой швырнуть
Растущей мгле ночной.

Так мало было в этот час,
Когда земля мертва,
Резонов, чтоб впадать в экстаз,
Причин для торжества, -
Что я подумал: все же есть
В той песне о весне
Какая-то Надежды весть,
Неведомая мне.

Перевод Г. Кружкова


Я прислонился к калитке рощицы
Когда Мороз был призрачно-серым,
И опивки Зимы делали тоскливым
Слабеющее око дня.
Сплетенные стебли побегов пещрили небо,
Как струны разбитых лир,
И люди, которые здесь часто бывали,
устремились к домашним очагам.
Острые черты земли, казалось, были
Простертым трупом Века,
Его склеп — облачный полог,
Ветер — плач по нему.
Древний ритм зачатия и рождения
Сократился, став жестким и сухим,
И всякая душа на земле
Казаась такой же остылой, как я.
Внезапно голос взлетел среди
Черных сучьев над головой
В самозабвенной вечерне
Безграничной радости;
Старый дрозд, худой, тщедушный, изможденный,
С взъерошенными перьями,
Решил таким образом выплеснуть душу
В сгущающийся мрак.
Так мало причин для гимнов
В таком ликующем тоне
Было написано на земных вещах
Вдали и вблизи,
Что мне подумалось: в его
Счастливом, на добрую ночь, пении
Трепещет блаженная Надежда, о которой он знал,
А я не подозревал.

Перевод с английского Александра Сумеркина 
под редакцией Виктора Голышева


Дрозд во тьме

Я встретил, выйдя из ворот,
Мороза мерклый призрак,
И день, сползающий на лед,
Был к умиранью близок.
Сквозили ветви в небесах,
Как струн переплетенье,
И тлели угли в очагах
Соседнего селенья.

Земля в изломе резких черт
Как труп была простерта
Всей сотнею изжитых лет
Под песней ветра мертвой.
Зародыш древний бытия
В окаменелость сжался,
И каждый смертный, как и я,
Безжизненным казался.

Но вдруг из наготы дерев
Воспрянул голос птичий
И развернулся, осмелев,
В ликующем величье.
То старый дрозд, едва живой,
Взъерошивая перья,
Рванулся крошечной душой
Из мрака и безверья.

Столь мало в этой похвале
На запредельных нотах
Прочитывалось на земле,
А не в иных высотах,
Что я, за птицею вослед
Не закрывая вежды,
Готов был верить в некий свет
И повод для надежды. 

Перевод Игоря Куберского
Игорь Куберский



Черный дрозд

По роще мертвой я бродил
В морозном полумраке,
И солнце зимнее без сил
Мерцало, словно факел.
Все жались дома к очагам,
Лишь ветер бесприютный,
С ветвей срывая пестрый хлам,
Их рвал, как струны лютни.

Был острый лик земли суров
Под прелью увяданья,
И облака – ее покров,
А ветер – отпеванье.
Зародыши во тьме тая,
Жизнь замерла в покое.
И в безнадежности, как я,
Томилось все живое.

Но вдруг над головой моей
Раздался чистый голос,
Как будто радость майских дней
Лучами раскололась.
Облезлый, старый черный дрозд,
От холода весь съежась,
Запел при блеске первых звезд
Так звонко, не тревожась.

Все было пасмурно кругом,
Печаль во всем сказалась,
И радость в сумраке таком
Мне странной показалась –
Как будто в песне той, без слов
Доходчивой и внятной,
Звучал какой-то светлый зов,
Еще мне непонятный.

Перевод М.Зенкевича


Черный дрозд

Я замер у садовых врат —
Вокруг расцвел мороз,
Снег падал, метя всё подряд
Следами зимних слез.
Висели ветви надо мной,
Как струны мертвых лир,
И род людской, объят тоской,
Искал покой и мир.

Зигзаги контуров страны —
Столетья стылый труп
Под балдахином вышины,
Под плачем вьюжных труб.
Пульс жизни превратился в дробь
Ударов бытия.
Унылая земная топь
Спала душой, как я.

И только тонкий голосок,
Внезапно зазвучав,
Был и молитвенно высок,
И чист, и величав.
То черный дрозд — и мал и прост,
Невзрачен, слаб и хил —
Глубоких сумерек погост
Восторгом огласил.

Источник радости иссяк —
Весенний водомёт;
Куда ни глянь — мороз и мрак,
А черный дрозд — поет.
Поет, как будто угадав
На тризне наших дней,
Что я вблизи — и я не прав.
Поет. Ему видней.

Перевод В.Топорова

1. The Supplanter
2. Afternoon Service at Mellstock
3. At the Word ‘Farewell’
4. Tragedian to Tragedienne
5. The Three Tall Men

Распечатать (Print)

Количество обращений к стихотворению: 10729

Последние стихотворения

To English version