Thomas Hood (Томас Гуд (Худ))

Jack Hall

‘Tis very hard when men forsake
This melancholy world, and make
A bed of turf, they cannot take
                        A quiet doze,
But certain rogues will come and break
                        Their “bone” repose.

'Tis hard we can't give up our breath,
And to the earth our earth bequeath,
Without Death-Fetches after death,
                        Who thus exhume us;
And snatch us from our homes beneath,
                        And hearths posthumous.

The tender lover comes to rear
The mournful urn, and shed his tear-
Her glorious dust, he cries, is here! 
                        Alack!  Alack!
The while his Sacharissa dear
                        Is a sack!

'Tis hard one cannot lie amid
The mould, beneath a coffin-lid,
But thus the Faculty will bid
                        Their rogues break through it,
If they don't want us there, why did
                        They send us to it?

One of these sacrilegious knaves,
Who crave as hungry vulture craves,
Behaving as the goul behaves,
                        'Neath church-yard wall—
Mayhap because he fed on graves,
                        Was nam'd Jack Hall.

By day it was his trade to go
Tending the black coach to and fro;
And sometimes at the door of woe,
                        With emblems suitable,
He stood with brother Mute, to show
                        That life is mutable.

But long before they pass'd the ferry,
The dead that he had help'd to bury,
He sack'd—(he had a sack to carry
                        The bodies off in)
In fact, he let them have a very
                        Short fit of coffin.

Night after night, with crow and spade,
He drove this dead but thriving trade,
Meanwhile his conscience never weigh'd
                        A single horsehair;
On corses of all kinds he prey'd,
                        A perfect corsair!

At last—it may be, Death took spite;
Or, jesting only, meant to fright-­
He sought for Jack night after night.
                        The churchyards round;
And soon they met, the man and sprite,
                        In Pancras' ground.

Jack, by the glimpses of the moon.
Perceiv'd the bony knacker soon,
An awful shape to meet at noon
                        Of night and lonely;
But Jack's tough courage did but swoon
                        A minute only.

Anon he gave his spade a swing
Aloft, and kept it brandishing,
Ready for what mishaps might spring
                        From this conjunction;
Funking indeed was quite a thing
                        Beside his function.

"Hollo!" cried Death, "d'ye wish your sands
Run out? the stoutest never stands
A chance with me,—to my commands
                        The strongest truckles;
But I'm your friend—so let's shake hands,
                        I should say—knuckles."

Jack, glad to see th' old sprite so sprightly
And meaning nothing but uprightly,
Shook hands at once, and, bowing slightly,
                        His mull did proffer:
But Death, who had no nose, politely
                        Declin'd the offer.

Then sitting down upon a bank,
Leg over leg, shank over shank,
Like friends for conversation frank,
                        That had no check on:
Quoth Jack unto the Lean and Lank,
                        "You're Death, I reckon.”

The jaw-bone grinn'd:— “I am that same,
You've hit exactly on my name;
In truth it has some little fame
                        Where burial sod is."
Quoth Jack, (and wink'd), "of course ye came
                        Here after bodies."

Death grinn'd again and shook his head:—
"I've little business with the dead;
When they are fairly sent to bed
                        I've done my turn:
Whether or not the worms are fed
                        Is your concern.

"My errand here, in meeting you,
Is nothing but a ‘how-d'ye-do;'
I've done what jobs I had—a few
                        Along this way;
If I can serve a crony too,
                        I beg you'll say."

Quoth Jack, "Your Honour's very kind:
And now I call the thing to mind,
This parish very strict I find;
                        But in the next 'an
There lives a very well-inclined
                        Old sort of sexton."

Death took the hint, and gave a wink
As well as eyelet holes can blink;
Then stretching out his arm to link
                        The other's arm,—
"Suppose," says he, "we have a drink
                        Of something warm."

Jack nothing loth, with friendly ease
Spoke up at once:—"Why, what ye please;
Hard by there is the Cheshire Cheese,
                        A famous tap."
But this suggestion seem'd to tease
                        The bony chap.

"No, no—your mortal drinks are heady,
And only make my hand unsteady,
I do not even care for Deady,
                        And loathe your rum;
But I've some glorious brewage ready.
                        My drink is—Mum!"

And off they set, each right content—
Who knows the dreary way they went?
But Jack felt rather faint and spent.
                        And out of breath;
At last he saw, quite evident,
                        The Door of Death.

All other men had been unmann'd
To see a coffin on each hand,
That served a skeleton to stand
                        By way of sentry;
In fact, Death has a very grand
                        And awful entry.

Throughout his dismal sign prevails,
His name is writ in coffin nails;
The mortal darts make area rails;
                        A skull that mocketh,
Grins on the gloomy gate, and quails
                        Whoever knocketh.

And lo! on either side, arise
Two monstrous pillars—bones of thighs,
A monumental slab supplies
                        The step of stone,
Where waiting for his master lies
                        A dog of bone.

The dog leapt up, but gave no yell,
The wire was pull'd, but woke no bell,
The ghastly knocker rose and fell,
                        But caused no riot;
The ways of Death, we all know well
                        Are very quiet.

Old Bones stept in; Jack stepp'd behind;
Quoth Death, "I really hope you'll find
The entertainment to your mind,
                        As I shall treat ye—
A friend or two of goblin kind,
                        I've asked to meet ye,"

And lo! a crowd of spectres tall,
Like jack-a-lanterns on a wall,
Were standing—every ghastly ball—
                        An eager watcher.
“My friend," says Death—"friends, Mr. Hall,
                        The body-snatcher."

Lord, what a tumult it produced.
When Mr. Hall was introduced!
Jack even, who had long been used
                        To frightful things,
Felt just as if his back was sluic'd
                        With freezing springs!

Each goblin face began to make
Some horrid mouth—ape—gorgon—snake;
And then a spectre-hag would shake
                        An airy thigh-bone;
And cried, (or seem'd to cry,) I'll break
                        Your bone, with my bone!

Some ground their teeth—some seem'd to spit—
(Nothing, but nothing came of it,)
A hundred awful brows were knit
                        In dreadful spite.
Thought Jack—"I'm sure I'd better quit
                        Without good-night."

One skip and hop and he was clear,
And running like a hunted deer,
As fleet as people run by fear
                        Well spurr'd and whipp'd,
Death, ghosts, and all in that career
                        Were quite outstripp'd.

But those who live by death must die;
Jack's soul at last prepared to fly;
And when his latter end drew nigh.
                        Oh! what a swarm
Of doctors came,—but not to try
                        To keep him warm.

No ravens ever scented prey
So early where a dead horse lay,
Nor vultures sniff'd so far away
                        A last convulse:
A dozen "guests" day after day
                        Were "at his pulse."

'Twas strange, altho' they got no fees,
How still they watch 'd by twos and threes.
But Jack a very little ease
                        Obtain'd from them;
In fact he did not find M. D.'s
                        Worth one D——M.

The passing bell with hollow toll
Was in his thought—the dreary hole!
Jack gave his eyes a horrid roll,
                        And then a cough:—
"There's something weighing on my soul
                        I wish was off;

"All night it roves about my brains,
All day it adds to all my pains,
It is concerning my remains
                        When I am dead:"
Twelve wigs and twelve gold-headed canes
                        Drew near his bed.

"Alas!" he sigh'd, "I'm sore afraid
A dozen pangs my heart invade;
But when I drove a certain trade
                        In flesh and bone,
There was a little bargain made
                        About my own."

Twelve suits of black began to close,
Twelve pair of sleek and sable hose,
Twelve flowing cambric frills in rows,
                        At once drew round;
Twelve noses turn'd against his nose,
                        Twelve snubs profound.

"Ten guineas did not quite suffice,
And so I sold my body twice;
Twice did not do—I sold it thrice,
                        Forgive my crimes!
In short I have received its price
                        A dozen times!

Twelve brows got very grim and black,
Twelve wishes stretched him on the rack,
Twelve pair of hands for fierce attack
                        Took up position,
Ready to share the dying Jack
                        By long division.

Twelve angry doctors wrangled so,
That twelve had struck an hour ago,
Before they had an eye to throw
                        On the departed;
Twelve heads turn'd round at once, and lo!
                        Twelve doctors started.

Whether some comrade of the dead,
Or Satan took it in his head
To steal the corpse—the corpse had fled!
                        'Tis only written,
That "there was nothing in the bed,
                        But twelve were bitten!"

Джек Холл

1.
Вот окаянство-то какое,
Когда пространство гробовое,
Куда уходит всё живое,
		Поганят гости,
По-мародёрски беспокоя
		Чужие кости!

2.
Кому разгневаться и встать?
Кому мерзавца отхлестать,
Когда наносит наглый тать
		Урон несметный,
Порушив чей-то, так сказать,
		Очаг посмертный? 

3.
Влюблённый плачет над могилой
Безвременно ушедшей милой,
А прах-то, – Господи, помилуй! –
		Из сей обители
Назад вернулся в мир постылый
		В мешке грабителей!

4.
О, Медицинский Факультет!
С тобою встретясь тет-а-тет,
Загинешь – кинешь белый свет,
		Покой обрящешь,
Но ты сошедшего на нет
		Обратно тащишь!

5.
Меж тех, кто, негнетомый страхом,
Питал себя могильным прахом
И слыл стервятником с размахом,
		Был парень рыжий,
Что шёл по жизни жутким шляхом, –
		Джек Холл бесстыжий.

6.
Вином легонько разогретый,
За погребальною каретой
Ходил он, в чёрное одетый,
		С ним – братец Ра́мзи,
Что фразой славился вот этой:
		«Где можешь – ля́мзи!»

7.
Одетый в форменную робу,
Новоусопшую особу
Сей Джек в могильную утробу
		Спускал сторожко,
Но допускал её ко гробу
		Лишь «на немножко».

8.
Её он «лямзил» в ту же ночь,
Дневной маршрут запомня вточь.
(Успех деяньями упрочь
		Неромантичными.
При чём здесь совесть? Совесть – прочь:
		Бери наличными!).

9.
И Смерть во злобе и в досаде,
А, может, просто шутки ради,
Его в кладбищенской ограде
		Подстерегла
И молвила, подкравшись сзади:
		«Ну, как дела?»

10.
Представьте: крестики, могилки
И Смерти мрачные ухмылки,
Но Джек сумел и без бутылки
 
		Развеять смуту,
И медленно поскрёб в затылке
		Через минуту.

11.
И после паузы столь краткой
Продолжил он махать лопаткой.
Он молча показал ей, гадкой:
 		Пускай аукнет,
Не пикнет он пред супостаткой,
		Да и не пукнет.

12.
«Привет! – сказала Смерть. – Ну что же?
Молчишь? Дала б тебе по роже,
Но мы с тобою в дружбе всё же.
		К чему оттяжки?
Давай, сумняшеся ничтоже,
		Пожмём костяшки!»

13.
Ну что же, Джек не стал чиниться,
И молвил: «Хочешь угоститься?»
А Смерть: «Куда же заструится
		Струя текущая,
Минуя рёбра и ключицы?
		Нет, я – непьющая!»
		
14.
Тогда, присевши рядом с нею,
Он к ней прижался потеснее,
И оба, от приязни млея,
		Совсем размякли,
И молвил Джек: «Я разумею,
		Ты – Смерть. Не так ли?»

15.
«Попал ты прямо в точку. Браво!
Хотя и мрачная, но слава
Идёт за мной. Куда же, право,
		От славы скроешься?»
«Ты тоже, – Джек спросил лукаво, –
		В могилах роешься?»

16.
И Смерть сказала: «Не свисти!
Я лишь до гроба довести
Должна клиента. Прах грести, 
		Копаясь в гадости,
И червяков считать в горсти –
		Людские радости!

17.
Сюда не с делом забрела я,
А лишь «привет!» сказать желая
Тебе, дружок, – и прибрала я
		Двух-трёх по службе,
Но есть и те, кого б могла я
		Прибрать по дружбе!»

18.
«С тобой дружить – большая честь, – 
Промолвил Джек, – тут рядом есть
Могильщик старый. Слышал весть
		И знаю точно:
Старик желал бы дружбу свесть  
		С тобою срочно!»

19.
Cмерть вроде как бы подмигнула, 
И Джеку руку протянула, 
И эдак пальчик подзагнула
		Многозначительно:
«А я бы всё ж того хлебнула,
		Что горячительно!»

20. 
И Джек сказал: «Возьми мадеру
Иль джин “Весёлую Холеру”;
Хлебнула б также “Гренадеру”
		На посошок!»
А Смерть: «Свою я знаю меру.
		Не то, дружок! 

21.
Людское пить – нет хуже муки:
Потом трясутся долго руки.
Вчера лизнула я со скуки
		“Державный Фриц”…
Нет, я свои готовлю штуки.
		Однако, – цыц!»

22.
И Джека повела «мадама»
Погостевать куда незнамо.
В кудрявых клубах фимиама
		Мелькали черти…
И вдруг явила панорама
		Ворота Смерти.
 
23.
Стояли два открытых гроба,
И в них скелеты-стражи – о-ба! –
По стойке «смирно» встали оба
		И Смерть, довольна,
Что ритуал блюдут особо,
		Сказала: «Вольно!»

24.
Вверху её набито имя
Гвоздями было гробовыми,
Глумясь над бывшими живыми,
		Там череп скалился,
И похоронный марш над ними
		Там свысока лился.

25.
Над ними надзирая строго,
Там возле мрачного порога
Лежало то, что было дога
		Основой костной,
Намёк без слов: «Длинна дорога,
		Но финиш – пост мой».

26.
Без лая пёс разинул пасть.
Без стука настучались всласть. 
(Здесь каждый в ярость мог бы впасть,
		Но все догадчивы:
У Смерти, рвущейся во власть,
		Приёмы вкрадчивы).

27. 
Вошли. Не жарит, не печёт.
«Друзьям, – а их наперечёт, –
Сказала Смерть, – такой почёт,
		Что ого-го́, блин! 
Тебя сегодня развлечёт
		Кобо́льд иль го́блин».
 
28.
И враз нависли привиденья:
Что, дескать, там за представленье?
«Прошу прослушать объявленье:
		Вот – мой приятель. –
Сказала Смерть. – Он там, где тленье:
		Гробокопатель!»

29.
И разом страхи и страшилки
Впились несчастному в поджилки.
Мозги поплыли от кружилки,
		В глазах – кружиздики.
Заметушились гоношилки
		И гоношиздики!
 
30.
И сво́лочь каждая своло́чь
Его хотела в ту же ночь
И в землю заживо втолочь,


		И ведьму некую
Он как бы слышал: «Ласки – хочь?
	Я в ней мерекаю!»

31.
И всяк плевался ночью лунной,
И чуял Джек плевок бесслюнный.
Был громче оды многострунной
		Концерт немой.
И Джек подумал: «Бесфортунный,
		Беги домой!» 

32.
И, не простившись, без оглядки
Он припустил во все лопатки.
Но с кем играть задумал в прятки?
		Сплотясь, недробная, 
Восстала для неравной схватки
		Вся шваль загробная!

33.
Прошли года… Душа из тела
Уйти однажды захотела,
И на беднягу налетела
		Вся шваль врачебная
И дружно принялась за дело
		Cвоё лечебное.

34.
Так ворон, ястреб и гиена
Не кружатся попеременно
Вкруг падали, – как здесь на сцене
		Их сотня вкупе
Кружилась, псевдоавице́нны,
		При полутрупе.

35.
Весьма престранные ребята!
Никто не молвил: «Где же плата?»
Но Джека осмотрел трикраты,
		И Джек в мученье
Воскликнул: «Будьте трижды кляты!
		Где облегченье?» 
 
36.
В тоске, что не было кромешней,
Он думал: «Покидаю внешний
И отправляюсь в мир нездешний, 
		Но перед тем
Кому печаль аз многогрешный
		Мою повем?
 
37.
Твержу себе: ты что же, друг,
Ещё не понял этих сук?»
Двенадцать рыл склонились вкруг
		Его кровати, – и…
И вдруг – объял его испуг
		От плутобратии.  

38.
«Примстилось мне: двенадцать шил
Меня пронзили! Ворошил
Я мясо, кость и ворох жил
		И жил с покойника,
Чтоб наглый сброд распотрошил
		Меня спокойненько!»

39.
Двенадцать пар склонились фрачных,
Двенадцать рож склонились мрачных,
Двенадцать мнений однозначных,
		Многозначительных,
Двенадцать стёклышек прозрачных
		Увеличительных.

40.
«Теперь вот и меня задело, –
Подумал Джек. – Ну что ж, за дело:
Двенадцать раз я продал тело
		В тот миг, в котором,
Разрыв могилу оголтело,
		Стал трупным вором!» 
		 
41.
То явь была – увы! – не морок.
Был Джек по-своему здесь дорог:
Тот басом пел, проклятый ворог,
		А те – фальцетами.
Для хирургических разборок
		Пришли с ланцетами. 
 
42.
Итак, прости-прощай, убоже!
Сверкнули ножики, – и что же? –
Джек Холл – исчез… Но как, о Боже?
		Сие – чудесно,
И как он смог покинуть ложе,
		Нам неизвестно.	
 
43.
Лукавый подвиг Сатаны
Иль доброхот со стороны
Спроворил, – хроники темны
		О той поре, – но вы
Возрадуйтесь: посрамлены
		Хирурги хреновы!

© Перевод Евг. Фельдмана
18-23.12.2006
13-14.04.2007
12.07.2015 (ред.)
Все переводы Евгения Фельдмана

1. The Departure of Summer
2. Stanzas (Is there a bitter pang for love removed)
3. The Two Peacocks of Bedfont
4. Ballad (She's up and gone, the graceless girl)
5. To My Daughter on Her Birthday

Распечатать (Print)

Количество обращений к стихотворению: 3013

Последние стихотворения

To English version