|
Главная • Биографии • Стихи по темам • Случайное стихотворение • Переводчики • Ссылки • Антологии Рейтинг поэтов • Рейтинг стихотворений |
|
Robert William Service (Роберт Уильям Сервис) New Year's Eve It's cruel cold on the waterfront, silent and dark and drear; Only the black tide weltering, only the hissing snow; And I, alone, like a storm-tossed wreck, on this night of the glad New Year, Shuffling along in the icy wind, ghastly and gaunt and slow. They're playing a tune in McGuffey's saloon, and it's cheery and bright in there (God! but I'm weak -- since the bitter dawn, and never a bite of food); I'll just go over and slip inside -- I mustn't give way to despair -- Perhaps I can bum a little booze if the boys are feeling good. They'll jeer at me, and they'll sneer at me, and they'll call me a whiskey soak; ("Have a drink? Well, thankee kindly, sir, I don't mind if I do.") A drivelling, dirty, gin-joint fiend, the butt of the bar-room joke; Sunk and sodden and hopeless -- "Another? Well, here's to you!" McGuffey is showing a bunch of the boys how Bob Fitzsimmons hit; The barman is talking of Tammany Hall, and why the ward boss got fired. I'll just sneak into a corner and they'll let me alone a bit; The room is reeling round and round. . . O God! but I'm tired, I'm tired. . . . Roses she wore on her breast that night. Oh, but their scent was sweet! Alone we sat on the balcony, and the fan palms arched above; The witching strain of a waltz by Strauss came up to our cool retreat, And I prisoned her little hand in mine, and I whispered my plea of love. Then sudden the laughter died on her lips, and lowly she bent her head; And oh, there came in the deep, dark eyes a look that was heaven to see; And the moments went, and I waited there, and never a word was said, And she plucked from her bosom a rose of red and shyly gave it to me. Then the music swelled to a crash of joy, and the lights blazed up like day, And I held her fast to my throbbing heart, and I kissed her bonny brow. "She is mine, she is mine for evermore!" the violins seemed to say, And the bells were ringing the New Year in -- O God! I can hear them now. Don't you remember that long, last waltz, with its sobbing, sad refrain? Don't you remember that last good-by, and the dear eyes dim with tears? Don't you remember that golden dream, with never a hint of pain, Of lives that would blend like an angel-song in the bliss of the coming years? Oh, what have I lost! What have I lost! Ethel, forgive, forgive! The red, red rose is faded now, and it's fifty years ago. 'Twere better to die a thousand deaths than live each day as I live! I have sinned, I have sunk to the lowest depths -- but oh, I have suffered so! Hark! Oh, hark! I can hear the bells!. . .Look! I can see her there, Fair as a dream. . .but it fades. . .And now -- I can hear the dreadful hum Of the crowded court. . . See! the Judge looks down. . . NOT GUILTY, my Lord, I swear. . . The bells -- I can hear the bells again!. . . Ethel, I come, I come!. . . "Rouse up, old man, it's twelve o'clock. You can't sleep here, you know. Say! ain't you got no sentiment? Lift up your muddled head; Have a drink to the glad New Year, a drop before you go -- You darned old dirty hobo. . .My God! Here, boys! He's DEAD!" Перевод на русский язык Канун Нового года Лютует стужа сегодня в порту, у пирса море ревет, во мраке волны ломают мол, свистит и хлещет метель... По снегу и льду я еле бреду... Кончается старый год... Я болен и слаб, и мой корабль давно уже сел на мель. В салуне Мак-Гаффи грохот и звон, там весело и тепло. Во рту у меня ни крошки с утра, от слабости ноги дрожат! Зайду в салун, подремлю в углу тоске-печали назло. Глядишь, нальет глоток от щедрот кто-нибудь из ребят... Парням забава: «Эй, пьянь-халява, ползи уж, коли ползешь!» «Выпьешь?» - спросят. «Благодарю. Я выпить, и впрямь, не прочь!» Кто я? Пропахший ромом урод - для пьяных шуток хорош... Разбитый бот, потерявший грот в эту веселую ночь. Мак-Гаффи показывает юнцам, как с правой Фитцсиммонс бил, Толкует бармен про Таммани-Холл, опять у «ослов» скандал... Скорей под шумок присесть в закуток... Совсем не осталось сил, и кружится комнаты карусель... О, Боже, как я устал! * * * Букетик роз у нее на груди... Был сладок их аромат! Под сенью низко склоненных пальм стояла наша скамья, играли Штрауса, и лилась прохлада в наш зимний сад, коснувшись тонкой ее руки, в любви ей признался я. И замер смех у нее на губах, ко мне склонилась она... В ее огромных темных глазах увидел я райский свет! Бежали мгновения, я молчал, она была смущена... и алую розу, сорвав с груди, мне подала в ответ. И громче вальс зазвучал в ночи, и стало светло, как днем, я обнял ее и поцеловал, и мир был для нас одних... «Она моя, моя навсегда!» – гремели в сердце моем все новогодние колокола... Я все еще слышу их! Ужели забуду последний вальс и скрипки горестный стон? Ужели не вспомню прощанья час и очи полные слез? Ужель не вернется сон золотой, святой беспечальный сон о долгой-долгой жизни вдвоем в долине счастливых грез? Я все растерял на своем пути, прости меня, Этель, прости! Увяла алая роза твоя еще полвека назад... О, лучше тысячу раз умереть, чем все это вновь пройти. Я грешен, Этель, я пал на дно... Я плачу, Господи свят! Но что это? Снова колокола? Иль это гремит прибой? Ты видишь, Этель? Вот я стою – и будто предан суду... И строг Судия, и шепчу ему я: «Господь, я чист пред тобой!» О, Этель, ты слышишь колокола? Встречай меня, я иду! * * * «Вставай, приятель - полночь проспишь! Не дело спать по углам... Эй, хобо, ты слышишь меня? Очнись! Глаза открой, наконец! Хлебни глоток за новый годок и двигай себе к дверям... Возьми вот ломоть... Помилуй, Господь! Эй, парни, да он – мертвец...» Перевод Никиты Винокурова Robert William Service's other poems:
Распечатать (Print) Количество обращений к стихотворению: 1231 |
||
Английская поэзия. Адрес для связи eng-poetry.ru@yandex.ru |