William Schwenck Gilbert (Уильям Швенк Гилберт)

The Perils of Invisibility

        Ballad

OLD PETER led a wretched life –
Old PETER had a furious wife;
Old PETER too was truly stout,
He measured several yards about.

The little fairy PICKLEKIN
One summer afternoon looked in,
And said, “Old PETER, how de do?
Can I do anything for you?

“I have three gifts – the first will give
Unbounded riches while you live;
The second health where’er you be;
The third, invisibility.”

“O little fairy PICKLEKIN,”
Old PETER answered with a grin,
“To hesitate would be absurd, –
Undoubtedly I choose the third.”

“’Tis yours,” the fairy said; “be quite
Invisible to mortal sight
Whene’er you please.  Remember me
Most kindly, pray, to MRS. P.”

Old MRS. PETER overheard
Wee PICKLEKIN’S concluding word,
And, jealous of her girlhood’s choice,
Said, “That was some young woman’s voice:

Old PETER let her scold and swear –
Old PETER, bless him, didn’t care.
“My dear, your rage is wasted quite –
Observe, I disappear from sight!”

A well-bred fairy (so I’ve heard)
Is always faithful to her word:
Old PETER vanished like a shot,
Put then – HIS SUIT OF CLOTHES DID NOT!

For when conferred the fairy slim
Invisibility on HIM,
She popped away on fairy wings,
Without referring to his “things.”

So there remained a coat of blue,
A vest and double eyeglass too,
His tail, his shoes, his socks as well,
His pair of – no, I must not tell.

Old MRS. PETER soon began
To see the failure of his plan,
And then resolved (I quote the Bard)
To “hoist him with his own petard.”

Old PETER woke next day and dressed,
Put on his coat, and shoes, and vest,
His shirt and stock; BUT COULD NOT FIND
HIS ONLY PAIR OF – never mind!

Old PETER was a decent man,
And though he twigged his lady’s plan,
Yet, hearing her approaching, he
Resumed invisibility.

“Dear MRS. P., my only joy,”
Exclaimed the horrified old boy,
“Now, give them up, I beg of you –
You know what I’m referring to!”

But no; the cross old lady swore
She’d keep his – what I said before –
To make him publicly absurd;
And MRS. PETER kept her word.

The poor old fellow had no rest;
His coat, his stick, his shoes, his vest,
Were all that now met mortal eye –
The rest, invisibility!

“Now, madam, give them up, I beg –
I’ve had rheumatics in my leg;
Besides, until you do, it’s plain
I cannot come to sight again!

“For though some mirth it might afford
To see my clothes without their lord,
Yet there would rise indignant oaths
If he were seen without his clothes!”

But no; resolved to have her quiz,
The lady held her own – and his –
And PETER left his humble cot
To find a pair of – you know what.

But – here’s the worst of the affair –
Whene’er he came across a pair
Already placed for him to don,
He was too stout to get them on!

So he resolved at once to train,
And walked and walked with all his main;
For years he paced this mortal earth,
To bring himself to decent girth.

At night, when all around is still,
You’ll find him pounding up a hill;
And shrieking peasants whom he meets,
Fall down in terror on the peats!

Old PETER walks through wind and rain,
Resolved to train, and train, and train,
Until he weighs twelve stone’ or so –
And when he does, I’ll let you know.

Баллада о том, сколь опасно стать невидимым

Жил-был на свете старый Питер,
Что не однажды слёзы вытер,
Живя с супругою ужасной,
На редкость злой и громогласной.

Хотя и не был он атлетом,
Здоровяком он был при этом.
Здоровяком он был не просто:
В нём было за́ два метра роста.

Однажды, – летом дело было, –
Его колдунья посетила.
Она была премилой душкой.
Мы будем звать её Колдушкой.

– Ну, как живёшь, – спросила, – Питер?
Ещё не все ты слёзы вытер?
Прикинь-ка: если бы да кабы,
Чем я помочь тебе смогла бы?

Тремя дарами обладаю,
Тебе на выбор предлагаю.
Захочешь злата – будешь в злате
Купаться так, что будьте-нате!

Захочешь – выберешь здоровье,
Я силу дам тебе слоновью.
Захочешь, Питер, – станешь дымкой,
Сказать точнее, невидимкой.

– Колдушка, милая, не мешкай, –
Ответил Питер ей с усмешкой. –
Без лишних слов и междометий
Я выбираю дар твой третий!

– Он твой, – Колдушка отвечала, –
Я б на прощанье пожелала:
Ты передай привет мой ныне
Твоей ужасной половине!

И миссис Питер, вражья сила,
Услышав голос, уловила,
Что то был голос не старухи,
А свежий голос молодухи,

Явила мужу нрав злобесный,
Погром устроила словесный.
Не стал с ней Питер пререкаться,
И молвил, дав ей накричаться:

– Зачем напрасно время тратишь?
Зачем на мужа бочку катишь?
Тобой смертельно ненавидим,
Отныне стану я невидим!

Весь преисполненный презренья, 
Он вмиг исчез из поля зренья,
Но не исчезнула одёжа,
Что с ним должна б исчезнуть тоже.

С чего ж такая вдруг прорушка?
С того, что милая Колдушка,
Своё обделывая дело,
В виду имела только тело.

Она, своё обделав дело,
На лёгких крыльях улетела,
И не пришло на ум девице,
Что кроме тела есть «вещицы».

Как здесь описывать ни тяжко,
Осталась видимой рубашка,
Пальто, ботинки, старый свитер,
Что обожал наш старый Питер.

И, в довершение кошмара,
Осталась видимою пара
Того, чем зад мы прикрываем,
Чего мы вслух не называем.

И миссис Питер планов мужа
Провал жестокий обнаружа,
Решила с ним бороться тоже
Причём оружием его же.

Надел он утром, как обычно,
Всё то, что вслух назвать прилично,
Но не нашёл он пару всё же
Того, о чём писать негоже.

Но был он сдержан в поведенье.
Ведя за жёнкой наблюденье,
Он всякий раз общался с нею,
В виду невидимость имея.

– Моя единственная радость,
Прошу тебя, не делай гадость.
Верни сейчас же, умоляю,
Мне то, на что я намекаю!

Но дама, действуя иначе,
Карикатурою ходячей
Публично выставив беднягу,
К нему не сделала ни шагу.

И нет абсурднее картинки:
Видны рубашка и ботинки,
А то, чем зад мы прикрываем,
Не видно глазу даже краем!

– Мадам, верните поскорее
Что вслух назвать я не посмею,
Но без чего я нынче в хвори:
Я стал ревматиком, о горе!

Я застудил свою коленку.
Такая боль, хоть лезь на стенку!
Вы пару мне необходимых
Верните «непроизносимых»!

Как выйти с задом неприкрытым,
Не став печально знаменитым?
Вас молит-просит муж увечный,
Иначе тема станет вечной!

Здесь кое-кто повеселится,
Но кое-кто и обозлится:
Паденье нравов – шутка-шуткой,
Но шутка может быть и жуткой!

Но леди мыслила не здраво,
И шутка ей пришлась по нраву,
И леди спрятала без свары
Свою и мужа – обе пары.

Но Питер с вещью не простился,
До новых слёз не опустился.
Покинув скромное жилище,
Ушёл на поиск мужичище.

Недолго Питер помотался,
Успешным поиск оказался,
И, довольнёхонький успехом,
Примерил Питер вещь со смехом.

Примерив, дико удивился
И смехом тут же подавился:
Пока с супругой пререкался,
Он шибко в талии раздался!

Как дальше жить? Куда деваться?
И он решил тренироваться,
Решил согнать живот огромный,
Согнать обхват его нескромный.

И всё пешочком, всё пешочком,
Всё по равнинам да по кочкам
В пространстве двигался открытом,
Чтоб стать чуть меньше габаритом.

Доныне ночью лезет, боже,
И на холмы, и вон из кожи.
Крестьяне с криком «Гоблин! Гоблин!»
На землю падают. Ого, блин!

И в дождь, и в ветер лезет, лезет,
И похуденьем грезит, грезит.
И как случится это только,
Мы сообщим тебе, насколько!

© Перевод Евг. Фельдмана
29-30.03.2023
с. Красноярка
Омского района
Омской области
Пансионат
«Гармония-3»
Все переводы Евгения Фельдмана

1. The Bab Ballads. The Periwinkle Girl
2. The Bab Ballads. Disillusioned
3. The Bab Ballads. The Folly of Brown
4. The Bab Ballads. A Discontented Sugar Broker
5. The Bab Ballads. Joe Golightly; or, the First Lord’s Daughter

Распечатать (Print)

Количество обращений к стихотворению: 1477

Последние стихотворения

To English version