Helen Selina Blackwood (Элен Селина Блэквуд)

The Irish Emigrant

I’m sitting on the stile, Mary,
	Where we sat side by side,
On a bright May morning long ago,
	When first you were my bride.
The corn was springing fresh and green,
	And the lark sang loud and high;
And the red was on your lip, Mary,
	And the love light in your eye. 
 	
The place is little changed, Mary,
	The day as bright as then; –
The lark’s loud song is in mine ear,
	And the corn is green again,
But I miss the soft clasp of your hand,
	And the breath warm on my cheek;
And I still keep listening for the words
	You never more may speak.
 
’Tis but a step down yonder lane,
	And the little church stands near;
The church where we were wed Mary, –
	I see the spire from here,
But the grave-yard lies between, Mary. –
	And my steps might break your rest.
For I’ve laid you, darling, down to rest,
	With your baby on your breast.
 
I’m very lonely now, Mary,
	For the poor make no new friend;
But, oh! they love the better far,
	The few our father sends,
And you was all I had Mary, –
	My blessing and my pride,
There’s nothing left to care for, now,
	Since my poor Mary died.
 
Yours was the good brave heart, Mary,
	That still kept hoping on;
When the trust in God had left my soul,
	And my arm’s strong strength had gone.
There was comfort on your lip Mary,
	And the kind look on your brow;
I thank you Mary, for the same –
	Though you cannot hear me now,
 
I thank you for the patient smile,
	When your heart was like to break 
When the hunger pain was gnawing there,
	And you hid it for my sake.
I bless you for the pleasant word,
	When your heart was sad and sore;
Oh! I’m thankful you are gone, Mary,
	Where grief can’t reach you more!
 
I’m bidding you a long farewell,
	My Mary kind and true;
But I’ll not forget you, darling,
	In the land I’m going to.
They say there’s bread and work for all,
	And the sun shines always there;
But I’ll ne’er forget Old Ireland,
	Were it fifty times as fair.

Ирландец покидает родину

Вспоминаю минувшее, Мэри. 
	То печальна душа, то светла.
Майским утром сидели мы рядом,
	Ты невестой мне, Мэри, была.
Зеленело пшеничное поле,
	Соловей распевал в небесах.
Помню я твои алые губы
	И любовь, что цвела на глазах.

Здесь не много с тех пор изменилось:
	Соловей не устал распевать,
И по-прежнему солнышко светит,
	И поля зеленеют опять.
Но тебя уже нету со мною,
	И спасает меня лишь одно:
Всё я слышу слова твои, Мэри,
	Что тебе повторить не дано.
	
Церковушку видать и отсюда,
	Где венчали нас, Мэри, с тобой.
Но туда через кладбище ходят,
	И боюсь твой нарушить покой,
И боюсь потревожить ребёнка,	
	Что на грудь я тебе положил…
По обоим наш сельский священник
	Панихиду тогда отслужил.
	
Одиноко сегодня мне, Мэри,
	Не найду я опоры ни в ком.
Нынче всякий меня сторонится:
	Кто же станет дружить с бедняком?
Ты одна моя честь и отрада,	
	Ты одна моя гордость и свет.
Ничего мне сегодня не надо,
	Потому что тебя уже нет.

У тебя было храброе сердце,
	И я веровал только в него,
Когда в годы великих страданий
	Отвергал я Творца самого.
Лишь одно твоё нежное слово,
	И касание нежной руки, –
И к борьбе обращался я снова,
	И боролся – всему вопреки!

Ты в судьбе ненадёжной и зыбкой,
	Как могла, сберегала семью
И жила с терпеливой улыбкой,
	Чтобы боль не сугубить мою.
Потому-то о главной потере
	Говорю я, безмерно скорбя:
Хорошо, что сегодня ты, Мэри,
	Там, где боль не достигнет тебя! 

Я прощаюсь надолго – навеки
	Ради чуждой, далёкой страны.
Не текут там молочные реки,
	Но рабочие руки – нужны.
И чего б ни добился я в жизни,
	Чем гордится любой человек,
Не забуду старинной отчизны
	И тебя не забуду – вовек!

© Перевод Евг. Фельдмана
29-30.08.2007
Все переводы Евгения Фельдмана


Жалоба ирландского выходца

Иду я тропинкой заглохшей, 
       Поникнув на грудь головой.
Здесь утром весенним однажды
       Мы встретились, Мери, с тобой.
Зеленая рожь колыхалась, 
       И звонко пел зяблик в кустах, 
Светилась любовь в твоем взоре, 
       И розы цвели на устах.

Но многое здесь изменилось:
       Всё так же прекрасна весна, 
По-прежнему рожь зеленеет
       И зяблика песня слышна.
Но руки твои, дорогая, 
       Моих не сжимают уж рук, 
И тщетно хочу я услышать
       Любимого голоса звук!

Знакомая взорам ограда
       Белеет опять предо мной –
Ограда той маленькой церкви, 
       Где на́звал тебя я женой.
А вот и погост... Нарушают
       Шаги мои часто твой сон...
Сюда отнесли тебя, Мери;
       И здесь же твой сын схоронён...

Теперь я один, моя Мери, 
       Не нужен бедняк никому;
Но тем дорожит он сильнее
       Могилами близких ему.
Была моя жизнь трудовая
       Тобою одной лишь светла, 
И некого больше любить мне
       С тех пор, как ты в землю сошла.

Слабели не раз мои силы
       Под гнетом нужды и труда, 
И к небу и к людям кипела
       В измученном сердце вражда!
Но ты, ты не падала духом, 
       Ясна оставалась в борьбе, 
И вот почему я взываю, 
       Хоть ты и не слышишь, к тебе:

Спасибо тебе, дорогая!
       Ведь голод томил и тебя...
И ты настрадалась немало, 
       Но только молчала, любя.
Спасибо тебе за улыбку, 
       За каждый сердечный привет...
Спасибо за то, что ушла ты
       В тот край, где страдания нет!

Надолго с тобой я прощаюсь...
       Пройдут на чужбине года, 
И старость настанет; но помнить
       О Мери я буду всегда.
Они говорят, что работы
       Там больше и солнце ясней...
Но всё буду сердцем стремиться
       Я к родине бедной своей!

Закрою ль глаза я порою, 
       Бродя в первобытных лесах, 
Туда унесут меня мысли, 
       Где милый покоится прах...
Мне будет казаться, что Мери
       Ко мне, улыбаясь, идет, 
И рожь зеленеет, и зяблик
       В кустах свою песню поет.

Перевод Алексея Николаевича Плещеева (1825-1893)
1867

Распечатать (Print)

Количество обращений к стихотворению: 1747

Последние стихотворения

To English version