Роберт Бернс (Robert Burns)

* * *

No churchman am I for to rail and to write,
No statesman nor soldier to plot or to fight,
No sly man of business contriving a snare,
For a big-bellied bottle’s the whole of my care.

The peer I don’t envy, I give him his bow;
I scorn not the peasant, tho’ ever so low;
But a club of good fellows, like those that are there,
And a bottle like this, are my glory and care.

Here passes the squire on his brother-his horse;
There centum per centum, the cit with his purse;
But see you the Crown how it waves in the air?
There a big-bellied bottle still eases my care.

The wife of my bosom, alas! she did die:
For sweet consolation to church I did fly;
I found that old Solomon proved it fair,
That the big-bellied bottle’s a cure for all care.

I once was persuaded a venture to make;
A letter inform’d me that all was to wreck;
But the pursy old landlord just waddled up stairs
With a glorious bottle that ended my cares.

‘Life’s cares they are comforts,’ a maxim laid down
By the bard, what d’ye call him? that wore the black gown,
And, faith, I agree with th’ old prig to a hair,
For a big-bellied bottle’s a heav’n of a care.

        (Added in a Mason Lodge)

Then fill up a bumper, and make it o’erflow,
And honours masonic prepare for to throw;
May every true brother of the compass and square
Have a big-bellied bottle when harass’d with care.

«Не создан я был для парламентской битвы…»

Не создан я был для парламентской битвы,
Служения Богу и жаркой молитвы.
Претит мне купчина, мошенник завзятый, –
Пленён я навеки бутылкой пузатой!

Вовек не завидовал доле дворянской,
Вовек не чурался судьбины крестьянской.
Люблю я пирушки до ночи глубокой
Да шашни с бутылкой моей крутобокой.

Помещик коня погоняет сердито:
В уме лишь проценты, долги да кредиты.
А я о делах вспоминаю с ухмылкой
При каждом знакомстве с пузатой бутылкой.

Скончалась моя дорогая супруга.
Нашёл было в церкви я первого друга,
Но вовремя вспомнил слова Соломона:
«Бутылка нас лечит со времени она!»

Однажды мошною рискнул я с размахом.
Моя авантюра закончилась крахом.
Приятель не стал утешать меня пылко,
А молча принёс и поставил бутылку.

«В заботах ищите себе утешенье!» –
Внушал нам поэт, и я верю внушенью,
Поскольку давно за собой замечаю,
Что хлопоты жизни бутылкой венчаю.

(Строки, дописанные в масонской ложе)

Да здравствует наша масонская ложа,
И циркуль её, и квадрат её – тоже,
А также бутылки священное пузо,
С которым забудешь любые обузы!

1782

© Перевод Евг. Фельдмана
24-25.03.1989
Все переводы Евгения Фельдмана


Всесилье бутыли

Не притчи поповские по сердцу мне,
Не нравится мне и служенье войне,
Не власть и не деньги весь свет заслонили —
Пленило всесилье пузатой бутыли.

Нет зависти к пэру: поклон, но не боле;
Крестьян не браню за нескладную долю;
Но вместе с такими, как эти ребята,
Я счастлив в соседстве с бутылью пузатой.

Помещик заездил собратьев своих,
Погряз ростовщик средь монет золотых.
Но видишь корону над дверью пивной?
Там я подружился со влагой хмельной.

Жена моя бедная канула в вечность,
Поставил я в церкви по случаю свечку,
И там же узнал из стихов Соломона:
Легко нам, когда мы слегка опьянёны.

Я делом заняться пытался не раз —
Ни разу успех не порадовал глаз,
Утешил беднягу трактирщик богатый,
Забыл я заботы с бутылью пузатой.

«Утехи в заботах», — поведал поэт,
Напялив на плечи атласный жилет,
Забыв досказать, что по точным подсчетам
Всесилье бутыли сильнее заботы.

Так пусть не стоят наши кружки пустыми,
Мы выпьем, наполним и снова подымем
За то, чтобы вечно забота с нуждою
Смывались бесследно живою водою!

Перевод В.М. Федотова


Хай пише писака, хай б’ється солдат,
Хай бреше усяко крутій-дипломат,
Хай лічить купчина куші-бариші,
А в мене чарчина — утіха душі.

Не заздрю я лорду, не кплю я з селян,
Для мене байдуже, мужик ти чи пан,
Бо хлопці в корчомці — мої браташі,
А пляшка-пузашка — одрада душі.

Пишається дідич, що коні баскі,
Втішається крамар, що гроші дзвінкі...
Не знають ледаща — пани й торгаші,
Що чарка — найкраща потіха душі.

Як жінка померла, я ревно моливсь,
Та скоро побачив, що в тім помиливсь;
Молінням-жалінням душі не суши:
Чарчина єдина — бальзам для душі.

Якось мене люди підбили на риск,
Я втратився тяжко в надії на зиск;
Чи тяжко, не тяжко, турботи лиши —
Є пляшка-пузашка — розрада душі.

«Одрада в стражданні», — сказав нам співець,
Хоч, може, й не в рясі — душею чернець!
Ой ченче-святенче, бреши не бреши,
А пляшка та чарка — розкоші душі.

Перевод на украинский Н.А. Лука́ша

Поддержать сайт