Роберт Бернс (Robert Burns)

«К чему ругня, зачем ругня…»

К чему ругня, зачем ругня,
	За что ругня, ей-Богу?
Она, любезная, меня
	Сама звала к порогу!
«Иначе, ты – поганый трус», –
	Добавила с коварством,
И здесь помочь не стало вмочь
	И церкви с государством!

«Болтать, – сказала, – недосуг.
	Давай дела спроворим,
Покуда, друг, мой злой супруг
	Не здесь, а там, за морем».
(Не смей о плате намекнуть
	Какой-нибудь насмешник:
Как я, с любезною побудь,
	Такой же станешь грешник!).

Да разве мог, да разве мог
	Ответить я отказом?
Какой позор тогда б навлёк
	На всех мужчин я – разом!
Её супруг, жестокий зверь,
	Ее избил до крови,
И даже сплетницы теперь
	Смолчат на полуслове.

И я махнул на всё рукой.
	(О губы, что за сладость!)
И счастье хлынуло рекой
	И мне, и ей на радость.
И понедельник пролетел,
	И вторник проводили...
Я шёл, и пел, и я успел
	Ещё в пивную к Вилли!

1795

© Перевод Евг. Фельдмана
24.10.2000
Все переводы Евгения Фельдмана


Скажите, в чем моя вина?
	Она сама решила
Ждать у околицы меня
	И в дойню пригласила.
Она бы, верно, мой отказ
	Боязнью объяснила –
Могла ль сдержать меня в тот час
	Суда и церкви сила!

Тайком, обходною тропой
	Прошёл я с нею вместе.
“Суров и зол хозяин мой,
	Но он теперь в отъезде”.
Быть может, кто-то усмотрел
	Здесь поруганье чести,
Но что бы сам-то он запел,
	Будь на моём он месте?

Я со стыда сгорел бы весь,
	Скажи ей “нет” тогда я,
Я защищал мужскую честь,
	Её в ту ночь лаская.
Муж бьёт её чем попадёт,
	За волосы таскает,
Чего же он иного ждёт,
	Надолго уезжая?

Я слёзы бедной осушил,
	Помог забыть заботу
И вволю жажду утолил
	Из уст, что слаще мёду.
Уже смеркалось на дворе,
	Как шли мы в ту субботку,
А в воскресенье на заре
	Я пил у Вилли водку.

Перевод В.М. Федотова

Had I the Wyte

HAD I the wyte, had I the wyte,
  Had I the wyte? she bade me!
She watch’d me by the hie-gate side,
  And up the loan she shaw’d me;
And when I wadna venture in,
  A coward loon she ca’d me:
Had kirk and state been in the gate,
  I lighted when she bade me.

Sae craftilie she took me ben,
  And bade me make nae clatter;
‘For our ramgunshoch glum gudeman
  Is out and owre the water:’
Whae’er shall say I wanted grace,
  When I did kiss and daut her,
Let him be planted in my place,
  Syne say I was the fautor.

Could I for shame, could I for shame,
  Could I for shame refused her?
And wadna manhood been to blame,
  Had I unkindly used her?
He clawed her wi’ the ripplin-kame,
  And blae and bluidy bruised her;
When sic a husband was frae hame,
  What wife but had excused her?

I dighted ay her een sae blue,
  And bann’d the cruel randy;
And weel I wat her willing mou’
Was e’en like sugar-candy.
At gloamin-shot it was I trow,
  I lighted on the Monday;
But I cam through the Tysday’s dew,
  To wanton Willie’s brandy.

Поддержать сайт