Джон Гей (John Gay)

Часть II. Басня 13. Плутос, Купидон и Время

	Из всех бремён одно есть бремя,
Что тяжелей всех прочих: Время! 
И друг ваш стонет огорчённый,
Им ежедневно отягчённый.

	– Вот, в девять встал; удел мой жуток:
Ждать до обеда – четверть суток!
Таких дистанций не люблю я,
До двух, пожалуй, подремлю я…

	Берёт газету; вникнуть тщится;
Прочёл почти что полстраницы.
А дальше – настроенья нету.
Отбросил в сторону газету.
Понюхал табачку, «ап-чхнулся»
Зевая, в кресле потянулся…

	– Лишь полчаса прошло… Как скверно!
Мои часы стоят, наверно! –
Ворчит ваш друг. – К чему мне книжки,
Когда столь медленны подвижки?
Мне по утрам всегда погано:
Когда ни встань, всё будет рано!

	И друг ваш, маясь нешутейно,
Спешит в ближайшую кофейню.
Там ловит сплетни и, невесел,
Ваш друг шатается меж кресел.
Ведя со Временем сраженье,
Грызёт он ногти в раздраженье.
Затем находит он страдальца
Себе подстать, и два рыдальца
На пару ноют, и скучают,
Взаимно души облегчают.

	Том говорит: – Ах, если Время
Довлеет тяжко надо всеми,
До двух за партией пикета1  
Собраться, – разве трудно это?
Так утро томное милее,
Так вечер зимний веселее.
И то не партия ль кадрили2  
Здесь женщин взбадривает, – или?
Часы толпой идут несметной,
Уходят прочь со скукой смертной.

	Вилл говорит: – Мне тоже кисло:
Я в картах ничего не смыслю.
Меж тем придворная рутина
Дней убивают половину.
И это счастье! – Время мимо
Проходит неостановимо.
(Когда б не дождик моросящий,
В Гайд-парк ходил бы я почаще!)
Я во дворец иду без дела.
Часок – и время пролетело.
Затем страдальцев той же масти
Ищу в толпе и – то-то счастье! –
Найдя, тащу скорей в таверну,
Мы пьём, и счастливы – безмерно!
В шесть попросили рассчитаться.
Плачу́. Теперь – куда податься,
С шести до десяти? Что, тупо
Проспать? Но это просто глупо!
Дадут комедию не ране,
Чем в десять. Тороплюсь в собранье,
В котором каждую минуту
Я глух и нем в глубинной сути.
Я в милых дам вперяю очи,
А сам домой хочу – нет мочи!
Но медлит Ночь, и это скверно,
И вновь друзей зову в таверну,
И снова пьём, пока к рассвету
Наполнить рюмки сил уж нету…

	Так оба в скорби пребывали,
Друг другу души изливали.

	Друзья, часы, что те же волны,
Уходят, скуки вашей полны.
Когда б ремёсла иль ученье
Переполняли их теченье,
Тогда б расчётливей вы жили,
Минутой каждой дорожили. 
Как ветер, Время пролетает,
Безделье ум ваш расслабляет.
Расстаньтесь с ленью, с игом скверным,
Признайте прошлое неверным,
И прочитайте басню Гея,
И поразмыслите над нею.

	Себе устроил Плутос роздых,
И вышел утречком на воздух,
И вдруг увидел Купидона.
«Лицо, – подумал он, – знакомо…». 
И Купидон подумал то же.
– Какая встреча! Друг! О Боже!
И обнялись; поведал каждый,
Про что он думал не однажды,
И, в основном, про человека,
Чем тот обязан им от века.
И Плутос начал с видом чинным,
С каким вещают богачи нам:

	– Хоть короля, хоть брадобрея
Спроси: кто всех богов щедрее?
Вопрос: из верности ль вельможи
Или за деньги служат всё же?
Лишь тот политик побеждает,
Что златом статус утверждает.
Когда-то помогало злато
Стать вору лидером сената.
Он златом побеждал в дебатах,
И был богат, и все – в заплатах.
Не хвастай! Только то есть счастье,
Что ищут многие и часто.
Подумай тож: нет жизни хуже,
Когда в кармане пусто, друже.
Мечты о недоступном благе
Жизнь отравляют бедолаге,       
И без любви, и без подмоги
Он подведёт свои итоги!

	И Купидон ответил: – Всё же
Я что-то в людях смыслю тоже,
Хоть ты, я полагаю, втайне
Сочтёшь меня наивным крайне.
Я знаю, золото всевластно,
Бороться с ним – почти напрасно, 
Что красота и совесть даже
Годны для купли и продажи,
А брак пригоден и подавно
(Так было, друг, совсем недавно).
Но где Любовь, – там нет уловок,
Там курсов нет и котировок,
Иначе там – лишь трюк типичный,
Где дурят куклою тряпичной, 
Где все рискнувшие карманом
Приобретают лесть с обманом.
Но все, кто в жизни многотрудной
Умеют жить любовью чудной,
Не знают нужд и соучастье
Принять в любом способны счастье.
Их сила – в их самостоянье.
Что́ им богатство и влиянье?
Любовь и дружба – две подруги.
Всегда взаимны их услуги.
Держи, друг Плутос, на замете:
Кто не любил – не жил на свете!

	– Любовь иль злато, – молвит Время, –
Их предпочтёт людское племя,
Но то и то осмыслит ложно, 
Испортит блага безнадёжно.
Хоть я служу людскому роду,
Ему отсчитывая годы,
Хоть я важней любви и злата, –
Я для людей совсем не свято!
На что уходит время скряги
И впрок ли скряге жизни благо?
Копил деньгу самозабвенно,
А сын растратил всё мгновенно!
Я знанья без конца и края
Коплю, минуты не теряя,
И обвинить меня в безделье
Возможно разве что с похмелья.
Бегу вперёд, и в гонках славных
Любовь – соперница на равных.
Кокетки плачут, жрицы моды:
«Прошли впустую наши годы!»
За то хватались и за это,
Любви ж и не было, и нету.
И говорю я: жизнь – дорога.
Распределяйте время строго,
И вы вкусите все приятства,
Любви добившись и богатства.
О, люди, сколь умом недужны!
Сколь мало знают, что им нужно!
Что б ни задумал, знать полезно:
Упустишь раз – навек исчезну.

	Умолкло Время, и в финале
Его соперники признали,
Что Время, понятое верно, –
Дар наивысший, беспримерный!

© Перевод Евг. Фельдмана
17.11.-06.12.2018
Все переводы Евгения Фельдмана

1 - Пикет – карточная игра.
2 - Кадриль – карточная игра.

Part II. Fable 13. Plutus, Cupid, and Time

  Of all the burdens man must bear,
  Time seems most galling and severe:
  Beneath this grievous load oppressed,
  We daily meet some friend distressed.
     'What can one do? I rose at nine.
  'Tis full six hours before we dine:
  Six hours! no earthly thing to do!
  Would I had dozed in bed till two.'
     A pamphlet is before him spread,
  And almost half a page is read;

  Tired with the study of the day,
  The fluttering sheets are tossed away.
  He opes his snuff-box, hums an air,
  Then yawns, and stretches in his chair.
     'Not twenty, by the minute hand!
  Good gods:' says he, 'my watch must stand!
  How muddling 'tis on books to pore!
  I thought I'd read an hour or more,
  The morning, of all hours, I hate.
  One can't contrive to rise too late.'

     To make the minutes faster run,
  Then too his tiresome self to shun,
  To the next coffee-house he speeds,
  Takes up the news, some scraps he reads.
  Sauntering, from chair to chair he trails;
  Now drinks his tea, now bites his nails.
  He spies a partner of his woe;
  By chat afflictions lighter grow;
  Each other's grievances they share,
  And thus their dreadful hours compare.

     Says Tom, 'Since all men must confess,
  That time lies heavy more or less;
  Why should it be so hard to get
  Till two, a party at piquet?
  Play might relieve the lagging morn:
  By cards long wintry nights are borne:
  Does not quadrille amuse the fair,
  Night after night, throughout the year?
  Vapours and spleen forgot, at play
  They cheat uncounted hours away.'

     'My case,' says Will, 'then must be hard
  By want of skill from play debarred.
  Courtiers kill time by various ways;
  Dependence wears out half their days.
  How happy these, whose time ne'er stands!
  Attendance takes it off their hands.
  Were it not for this cursed shower
  The park had whiled away an hour.
  At Court, without or place or view,
  I daily lose an hour or two;

  It fully answers my design,
  When I have picked up friends to dine,
  The tavern makes our burden light;
  Wine puts our time and care to flight.
  At six (hard case!) they call to pay.
  Where can one go? I hate the play.
  From six till ten! Unless in sleep,
  One cannot spend the hours so cheap.
  The comedy's no sooner done,
  But some assembly is begun;

  Loit'ring from room to room I stray;
  Converse, but nothing hear or say:
  Quite tired, from fair to fair I roam.
  So soon: I dread the thoughts of home.
  From thence, to quicken slow-paced night,
  Again my tavern-friends invite:
  Here too our early mornings pass,
  Till drowsy sleep retards the glass.'
     Thus they their wretched life bemoan,
  And make each other's case their own.

     Consider, friends, no hour rolls on,
  But something of your grief is gone.
  Were you to schemes of business bred,
  Did you the paths of learning tread.
  Your hours, your days, would fly too fast;
  You'd then regret the minute past,
  Time's fugitive and light as wind!
  'Tis indolence that clogs your mind!
  That load from off your spirits shake;
  You'll own and grieve for your mistake;

  A while your thoughtless spleen suspend,
  Then read, and (if you can) attend.
     As Plutus, to divert his care,
  Walked forth one morn to take the air,
  Cupid o'ertook his strutting pace,
  Each stared upon the stranger's face,
  Till recollection set them right;
  For each knew t'other but by sight.
  After some complimental talk,
  Time met them, bowed, and joined their walk.

  Their chat on various subjects ran,
  But most, what each had done for man.
  Plutus assumes a haughty air,
  Just like our purse-proud fellows here.
     'Let kings,' says he, 'let cobblers tell,
  Whose gifts among mankind excel.
  Consider Courts: what draws their train?
  Think you 'tis loyalty or gain?
  That statesman hath the strongest hold,
  Whose tool of politics is gold.

  By that, in former reigns, 'tis said,
  The knave in power hath senates led.
  By that alone he swayed debates,
  Enriched himself and beggared states.
  Forego your boast. You must conclude,
  That's most esteemed that's most pursued.
  Think too, in what a woful plight
  That wretch must live whose pocket's light.
  Are not his hours by want depress'd?
  Penurious care corrodes his breast.

  Without respect, or love, or friends,
  His solitary day descends.'
     'You might,' says Cupid, 'doubt my parts,
  My knowledge too in human hearts,
  Should I the power of gold dispute,
  Which great examples might confute.
  I know, when nothing else prevails,
  Persuasive money seldom fails;
  That beauty too (like other wares)
  Its price, as well as conscience, bears.

  Then marriage (as of late profess'd)
  Is but a money-job at best.
  Consent, compliance may be sold:
  But love's beyond the price of gold.
  Smugglers there are, who by retail,
  Expose what they call love, to sale,
  Such bargains are an arrant cheat:
  You purchase flattery and deceit.
  Those who true love have ever tried,
  (The common cares of life supplied,)

  No wants endure, no wishes make,
  But every real joy partake,
  All comfort on themselves depends;
  They want nor power, nor wealth, nor friends.
  Love then hath every bliss in store:
  'Tis friendship, and 'tis something more.
  Each other every wish they give,
  Not to know love, is not to live.'
     'Or love, or money,' Time replied,
  'Were men the question to decide,

  Would bear the prize: on both intent,
  My boon's neglected or misspent.
  'Tis I who measure vital space,
  And deal out years to human race.
  Though little prized, and seldom sought,
  Without me love and gold are nought.
  How does the miser time employ?
  Did I e'er see him life enjoy?
  By me forsook, the hoards he won,
  Are scattered by his lavish son.

  By me all useful arts are gained;
  Wealth, learning, wisdom is attained.
  Who then would think (since such, my power)
  That e'er I knew an idle hour?
  So subtle and so swift I fly,
  Love's not more fugitive than I.
  Who hath not heard coquettes complain
  Of days, months, years, misspent in vain?
  For time misused they pine and waste,
  And love's sweet pleasures never taste.

  Those who direct their time aright,
  If love or wealth their hopes excite,
  In each pursuit fit hours employed,
  And both by Time have been enjoyed.
  How heedless then are mortals grown!
  How little is their interest known?
  In every view they ought to mind me;
  For when once lost they never find me.'
     He spoke. The gods no more contest,
  And his superior gift confess'd;

  That time when (truly understood)
  Is the most precious earthly good.

Поддержать сайт