Джон Гей (John Gay)

Часть I. Басня 42. Трюкачи

	Жил-был Трюкач. В добыче денег
Столь каждый палец был крутенек,
Как будто в каждом черти жили
И на наживу ворожили.

	Порок пришёл к нему; в мошенстве
Отметил все несовершенства
И начал бурно спорить, вздорить
И перед публикой позорить:

	– Не ждите, люди, от болвана
Здесь настоящего обмана!
Посоревнуемся? А зритель
Пускай решит, кто победитель!

	Вскричал Трюкач: – Вперёд и с песней!
Я – самый лучший, хоть ты тресни!

	И, не настроен на уступки,
Он показал «игру в скорлупки».
Народ, игрой заворожённый,
Решил, что шулер он – прожжённый.
Там пики, бубны, черви, крести
Летали порознь и вместе,
И шулер, ставший птицеловом,
Их заводил волшебным словом.
Просыпал золото из горсти,
И в яйца из слоновой кости
Его монеты превратились.
В народе страсти накалились.

	Настала очередь Порока.
Он начал щедро и широко:

	– В свои вглядитесь отраженья!
Замрите все от восхищенья!

И всякий в зеркало вгляделся,
От удовольствия зарделся.

	Порок продолжил: – Эй, дружище,
Дохни, сенатор, на деньжищи!
Они – твои; замок, а ну-ка,
Тебе на рот, молчи, ни звука!

	Дохнул Порок; замок исчезнул;
Сенатор вновь уста разверзнул. 

	На сцене – дюжина бутылок,
А в них ликёр, пьянящ и пылок.
Щелчок! На сцене страшной новью –
Две сабли, залитые кровью. 

	Гинею вору показал – и
Её он хапнул тут же, в зале.
Щелчок! Монета отблистала,
Петлёй намыленною стала!

	Кто мог поэтом стать серьёзным –
Щелчок! – и стал убийцей грозным.

	– Дохни, – Порок промолвил служке, –
В благотворительную кружку.
Щелчок! – Даянья скромной паствы
Пошли священникам на яства.

	Порок с усмешкой кости мечет.
Пришедших проигрыш не лечит. 

	Портрет красотки показал он.
– Возьми, – развратнику сказал он, –
Какие ножки! Что за бёдра!
Щелчок! – и тот считает бодро
Свои расходы – люли-люли! –
На докторов и на пилюли!

	Порок дал двадцать фунтов жмоту.
– Дай сыну, – он сказал, – хоть что-то!
Тот предпочёл всего лишиться,
Лишь только б с сыном не делиться.

	(Читатель мой, везде и всюду
C Благотворительностью худо,
И мир без совести и чести,
Как прежде, топчется на месте).

	Трюкач воскликнул: – Пораженье
Готов признать без возраженья!
Порок, я, так или иначе,
Людей лишь изредка дурачу,
А ты в их нравы вносишь смуту
Все дни и каждую минуту!

© Перевод Евг. Фельдмана
7-12.06.2017
Все переводы Евгения Фельдмана

Part I. Fable 42. The Jugglers

  A juggler long through all the town
  Had raised his fortune and renown;
  You'd think (so far his art transcends)
  The devil at his fingers' ends.
     Vice heard his fame, she read his bill;
  Convinced of his inferior skill,
  She sought his booth, and from the crowd
  Defied the man of art aloud:
     'Is this, then, he so famed for sleight?
  Can this slow bungler cheat your sight!

  Dares he with me dispute the prize?
  I leave it to impartial eyes.'
     Provoked, the juggler cried, “tis done.
  In science I submit to none.'
     Thus said, the cups and balls he played;
  By turns, this here, that there, conveyed.
  The cards, obedient to his words,
  Are by a fillip turned to birds.
  His little boxes change the grain:
  Trick after trick deludes the train.

  He shakes his bag, he shows all fair;
  His fingers spreads, and nothing there;
  Then bids it rain with showers of gold,
  And now his ivory eggs are told.
  But when from thence the hen he draws,
  Amazed spectators hum applause.
     Vice now stept forth, and took the place
  With all the forms of his grimace.
     'This magic looking-glass,' she cries,
  (There, hand it round) 'will charm your eyes.'

  Each eager eye the sight desired,
  And every man himself admired.
     Next to a senator addressing:
  'See this bank-note; observe the blessing,
  Breathe on the bill.' Heigh, pass! 'Tis gone.
  Upon his lips a padlock shone.
  A second puff the magic broke,
  The padlock vanished, and he spoke.
     Twelve bottles ranged upon the board,
  All full, with heady liquor stored,

  By clean conveyance disappear,
  And now two bloody swords are there.
     A purse she to a thief exposed,
  At once his ready fingers closed;
  He opes his fist, the treasure's fled;
  He sees a halter in its stead.
     She bids ambition hold a wand;
  He grasps a hatchet in his hand.
     A box of charity she shows,
  'Blow here;' and a churchwarden blows,

  'Tis vanished with conveyance neat,
  And on the table smokes a treat.
     She shakes the dice, the boards she knocks,
  And from all pockets fills her box.
     She next a meagre rake address'd:
  'This picture see; her shape, her breast!
  What youth, and what inviting eyes!
  Hold her, and have her.' With surprise,
  His hand exposed a box of pills,
  And a loud laugh proclaimed his ills.

     A counter, in a miser's hand,
  Grew twenty guineas at command.
  She bids his heir the sum retain,
  And 'tis a counter now again.
  A guinea with her touch you see
  Take every shape, but charity;
  And not one thing you saw, or drew,
  But changed from what was first in view.
     The juggler now in grief of heart,
  With this submission owned her art:

  'Can I such matchless sleight withstand?
  How practice hath improved your hand!
  But now and then I cheat the throng;
  You every day, and all day long.'

Поддержать сайт