Джон Китс (John Keats)

Строитель замка

ФРАГМЕНТЫ ДИАЛОГА.

СТРОИТЕЛЬ ЗАМКА.

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *

Пускай, библиотек прочтя тома,
В монастыре вы набрались ума,
Но я ума нажил куда как боле
В саду монастыря, на вольной воле.

БЕРНАРДИ́НЕЦ.

Здесь Рай, Эде́м, готов поклясться честью!
Но – чьё это владенье, чьё поместье?
Что? Монастырь на Острове Готическом?
Смеюсь, простите, мысля о комическом.

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *

СТРОИТЕЛЬ ЗАМКА.

Сад Монастырский, то бишь, Ко́вент-Га́рден –
Зверь, что глотает кочаны капусты
С утра и до полудня, жадноустый;
С полудня и до двух в садовом парке
Старушки леди бродят и кухарки;
Затем сей зверь берёт себе на ужин
Карет и кучеров по многу дюжин.
Здесь для монаха места нет культурней:
В утробе зверя – двадцать тысяч дурней;
Любой пересчитать бы орды смог те,
Взяв на замету жирные их локти.

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *

В бессмыслице я рад любому спутнику,
Случайному монаху и распутнику;
Я рад обломкам армии французской,
Что уцелели после стужи русской.

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *

С монахом нынче встречусь – непременно.
Гостиная; в ней розовые стены;
Июнь; средина месяца; возникла
Луна как раз посередине цикла,
Высвечивая лучшей из улыбок
Моих златых, моих волшебных рыбок;
Палас турецкий; бликов переливы;
Отставим свечки. Что там особливо
Луна без них сегодня нам покажет?
Нам бриз ночной участливо расскажет,
Какие апельсины за террасой.
Пол; лента от гитары сладкогласой;
Роман любовный, весь измятый; дамы
Перчатка; пяльцы, где в пределах рамы
Венера спит и ждёт, когда стежок
Дошьют последний; порванный смычок
Вио́лы; фолиант Анакрео́на;
Охапка роз и череп; изумлённо
На нём читаю, тихий и печальный,
Слова старинной песни погребальной;
А вот среди побегов страстоцвета
Песочные часы; в потоках света
Проходят облака перед луною,
И сказка торжествует надо мною!
Роскошно здесь, но мрачно; эти шторы,
Как са́ван Клеопа́тры; ловят взоры
Себя самих в зеркальном отраженье,
И наши страхи ищут выраженья,
И «ме́не, ме́не, те́кел, упарси́н»  1 
На зеркале мы пишем. Ни кувшин
Какой-нибудь сиамский и ни чаша,
Нелепая порой, как тупость наша,
Скульптуры древнегреческой не стоят.
Увы мне! Вкус мой варварский устроит
Стиль чинквече́нто, полный всяких вычур,
Скорей, чем мрамор греческий. Нет, вы, чур,
Мне скатерть из Ясо́нова руна
Сработайте, а также здесь нужна
Шерсть ламы нумиди́йская.2 Я ухом
Хочу соприкоснуться нынче с пухом
Потомков лебедя прекрасной Леды.
Подавшись в записные привереды,
Собрал я Сальвато́ра все полотна,3
Портреты Тициа́новы; охотно
Я Хе́йдона включил в своё собранье.
В моём подвале, было бы желанье,
Вино – любое; хочешь – пей с размахом…
За ужином мы встретимся с монахом.

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *

© Перевод Евг. Фельдмана
29.09.-1.10.2001
Все переводы Евгения Фельдмана

Примечания

The Castle Builder

FRAGMENTS OF A DIALOGUE


CASTLE BUILDER.

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *
In short, convince you that however wise
You may have grown from Convent libraries,
I have, by many yards at least, been carding
A longer skein of wit in Convent garden. 

BERNARDINE.
A very Eden that same place must be!
Pray what demesne? Whose Lordship’s legacy?
What, have you convents in that Gothic Isle?
Pray pardon me, I cannot help but smile.

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *

CASTLE BUILDER.
Sir, Convent Garden is a monstrous beast
From morning, four o’clock, to twelve at noon,
It swallows cabbages without a spoon.
And then, from twelve till two, this Eden made is
A promenade for cooks and ancient ladies;
And then for supper, ’stead of soup and poaches,
It swallows chairmen, damns, and Hackney coaches.
In short, Sir, ’tis a very place for monks,
For it containeth twenty thousand punks,
Which any man may number for his sport,
By following fat elbows up a court.

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *

In such like nonsense would I pass an hour
With random Friar, or Rake upon his tour,
Or one of few of that imperial host
Who came unmaimed from the Russian frost

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *

To-night I’ll have my friar – let me think
About my room, – I’ll have it in the pink;
It should be rich and sombre, and the moon,
Just in its mid-life in the midst of June,
Should look thro’ four large windows and display
Clear, but for gold-fish vases in the way,
Their glassy diamonding on Turkish floor;
The tapers keep aside, an hour and more,
To see what else the moon alone can show;
While the night-breeze doth softly let us know
My terrace is well bower’d with oranges.
Upon the floor the dullest spirit sees
A guitar-ribband and a lady’s glove
Beside a crumple-leaved tale of love;
A tambour-frame, with Venus sleeping there,
All finish’d but some ringlets of her hair;
A viol, bow-strings torn, cross-wise upon
A glorious folio of Anacreon;
A skull upon a mat of roses lying,
Ink’d purple with a song concerning dying;
An hour-glass on the turn, amid the trails
Of passion-flower; – just in time there sails
A cloud across the moon, – the lights bring in!
And see what more my phantasy can win.
It is a gorgeous room, but somewhat sad;
The draperies are so, as tho’ they had
Been made for Cleopatra’s winding-sheet;
And opposite the stedfast eye doth meet
A spacious looking-glass, upon whose face,
In letters raven-sombre, you may trace
Old ‘Mene, Mene, Tekel Upharsin.’
Greek busts and statuary have ever been
Held, by the finest spirits, fitter far
Than vase grotesque and Siamesian jar;
Therefore ’tis sure a want of Attic taste
That I should rather love a Gothic waste
Of eyesight on cinque-coloured potter’s clay,
Than on the marble fairness of old Greece.
My table-coverlits of Jason’s fleece
And black Numidian sheep-wool should be wrought,
Gold, black, and heavy, from the Lama brought.
My ebon sofas should delicious be
With down from Leda’s cygnet progeny.
My pictures all Salvator’s, save a few
Of Titian’s portraiture, and one, though new,
Of Haydon’s in its fresh magnificence.
My wine – O good! ’tis here at my desire,
And I must sit to supper with my friar.

*     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *     *

Поддержать сайт