Robert Southey (Роберт Саути)

Queen Orraca and the Five Martyrs of Morocco

I.
THE FRIARS five have girt their loins,
  And taken staff in hand;
And never shall those Friars again
  Hear Mass in Christian land.
 
They went to Queen Orraca
  To thank her and bless her then;
And Queen Orraca in tears
  Knelt to the holy men.
 
“Three things, Queen Orraca,
  We prophesy to you:
Hear us, in the name of God!
  For time will prove them true:—
 
“In Morocco we must martyred be;
  Christ hath vouchsafed it thus:
We shall shed our blood for Him
  Who shed his blood for us.
 
“To Coimbra shall our bodies be brought,
  Such being the will divine;
That Christians may behold and feel
  Blessings at our shrine.
 
“And when unto that place of rest
  Our bodies shall draw nigh,
Who sees us first, the king or you,
  That one that night must die.
 
“Fare thee well, Queen Orraca!
  For thy soul a Mass we will say,
Every day as long as we live,
  And on thy dying day.”
 
The Friars they blest her, one by one,
  Where she knelt on her knee;
And they departed to the land
  Of the Moors beyond the sea.
 
II.
“What news, O King Affonso!
  What news of the Friars five?
Have they preached to the Miramamolin?
  And are they still alive?”
 
“They have fought the fight, O queen!
  They have run the race;
In robes of white they hold the palm
  Before the Throne of Grace.
 
“All naked in the sun and air
  Their mangled bodies lie;
What Christian dared to bury them,
  By the bloody Moors would die.”
 
III.
“What news, O King Affonso!
  Of the Martyrs five what news?
Doth the bloody Miramamolin
  Their burial still refuse?”
 
“That on a dunghill they should rot,
  The bloody Moor decreed;
That their dishonored bodies should
  The dogs and vultures feed.
 
“But the thunder of God rolled over them,
  And the lightning of God flashed round;
Nor thing impure nor man impure
  Could approach the holy ground.
 
“A thousand miracles appalled
  The cruel Pagan’s mind:
Our brother Pedro brings them here,
  In Coimbra to be shrined.”
 
IV.
Every altar in Coimbra
  Is dressed for the festival day;
All the people in Coimbra
  Are dight in their richest array;
 
Every bell in Coimbra
  Doth merrily, merrily ring;
The clergy and the knights await
  To go forth with the queen and the king.
 
“Come forth, come forth, Queen Orraca!
  We make the procession stay.”
“I beseech thee, King Affonso,
  Go you alone to-day.
 
“I have pain in my head this morning,
  I am ill at heart also;
Go without me, King Affonso,
  For I am too faint to go.”
 
“The relics of the Martyrs five
  All maladies can cure;
They will requite the charity
  You showed them once, be sure.
 
“Come forth, then, Queen Orraca!
  You make the procession stay:
It were a scandal and a sin
  To abide at home to-day.”
 
Upon her palfrey she is set,
  And forward then they go;
And over the long bridge they pass,
  And up the long hill wind slow.
 
“Prick forward, King Affonso,
  And do not wait for me:
To meet them close by Coimbra
  It were discourtesy.
 
“A little while I needs must wait,
  Till this sore pain be gone:
I will proceed the best I can;
  But do you and your knights prick on.”
 
The king and his knights pricked up the hill
  Faster than before;
The king and his knights have topped the hill,
  And now they are seen no more.
 
As the king and his knights went down the hill,
  A wild boar crossed the way:
“Follow him! follow him!” cried the king;
  “We have time by the queen’s delay.”
 
A-hunting of the boar astray
  Is King Affonso gone:
Slowly, slowly, but straight the while,
  Queen Orraca is coming on.
 
And winding now the train appears
  Between the olive-trees;
Queen Orraca alighted then,
  And fell upon her knees.
 
The Friars of Alanpuer came first,
  And next the relics passed:
Queen Orraca looked to see
  The king and his knights come last.
 
She heard the horses tramp behind;
  At that she turned her face:
King Affonso and his knights came up,
  All panting, from the chase.
 
“Have pity upon my poor soul,
  Holy Martyrs five!” cried she:
“Holy Mary, Mother of God,
  Virgin, pray for me!”
 
V.
That day in Coimbra
  Many a heart was gay;
But the heaviest heart in Coimbra
  Was that poor queen’s that day.
 
The festival is over;
  The sun hath sunk in the west;
All the people in Coimbra
  Have betaken themselves to rest.
 
Queen Orraca’s Father Confessor
  At midnight is awake,
Kneeling at the Martyrs’ shrine,
  And praying for her sake.
 
Just at the midnight hour, when all
  Was still as still could be,
Into the church of Santa Cruz
  Came a saintly company.
 
All in robes of russet gray,
  Poorly were they dight;
Each one girdled with a cord,
  Like a Friar Minorite.
 
But from those robes of russet gray
  There flowed a heavenly light;
For each one was the blesséd soul
  Of a Friar Minorite.
 
Brighter than their brethren,
  Among the beautiful band,
Five were there who each did bear
  A palm-branch in his hand.
 
He who led the brethren,
  A living man was he;
And yet he shone the brightest
  Of all the company.
 
Before the steps of the altar
  Each one bowed his head;
And then with solemn voice they sung
  The Service of the Dead.
 
“And who are ye, ye blesséd saints?”
  The Father Confessor said;
“And for what happy soul sing ye
  The Service of the Dead?”
 
“These are the souls of our brethren in bliss;
  The Martyrs five are we;
And this is our Father Francisco,
  Among us bodily.
 
“We are come hither to perform
  Our promise to the queen:
Go thou to King Affonso,
  And say what thou hast seen.”
 
There was loud knocking at the door,
  As the heavenly vision fled;
And the porter called to the Confessor
  To tell him the queen was dead.

Королева Урака и пять мучеников

Пять чернецов в далекий путь идут;
Но им назад уже не возвратиться;
В отечестве им боле не молиться:
Они конец меж нехристей найдут.

И с набожной Уракой королевой,
Собравшись в путь, прощаются они:
«Ты нас в своих молитвах помяни,
А над тобой Христос с Пречистой Девой!

Послушай, три пророчества тебе
Мы, отходя, на память оставляем;
То суд небесный, он неизменяем;
Смирись, своей покорствуя судьбе.

В Марокке мы за веру нашей кровью
Омоем землю; там в последний час
Прославим мы Того, кто сам за нас
Мучение приял с такой любовью.

В Коимбру наши грешные тела
Перенесут: на то святая воля,
Дабы смиренных мучеников доля
Для христиан спасением была.

И тот, кто первый наши гробы встретит
Из вас двоих, король иль ты, умрет
В ту ночь: наутро новый день взойдет,
Его ж очей он боле не осветит.

Прости же, королева, Бог с тобой!
Вседневно за тебя молиться станем,
Пока мы живы; и тебя помянем
В ту ночь, когда конец настанет твой».

Пять чернецов, один после другова
Благословив ее, в свой путь пошли
И в Африку смиренно понесли
Небесный дар учения Христова.

«Король Альфонзо, знает ли что свет
О чернецах? Какая их судьбина?
Приял ли ум царя Мирамолина
Ученье их? Или уже их нет?»

«Свершилося великое их дело:
В небесную они вступили дверь;
Пред Господом стоят они теперь
В венце, в одежде мучеников белой.

А их тела, под зноем, под дождем,
Лежат в пыли, истерзаны мученьем;
И верные почтить их погребеньем
Не смеют, трепеща перед царем».

«Король Альфонзо, из земли далекой
Какая нам о мучениках весть?
Оказана ль им погребенья честь?
Смягчился ли Мирамолин жестокой?»

«Свирепый мавр хотел, чтоб их тела
Без погребенья честного истлели,
Чтоб расклевал их вран иль псы их съели,
Чтоб их костей земля не приняла.

Но Божии там молнии пылали;
Но Божий гром всечасно падал там;
К почиющим в нетлении телам
Ни пес, ни вран коснуться не дерзали.

Мирамолин, сим чудом поражен,
Подумал: нам такие страшны гости.
И Педро, брат мой, взял святые кости;
Уж на пути к Коимбре с ними он».

Все алтари Коимбрские цветами
И тканями богатыми блестят;
Все улицы Коимбрские кипят
Шумящими, веселыми толпами.

Звонят в колокола, кадят, поют;
Священники и рыцари в собранье;
Готово всё начать торжествованье,
Лишь короля и королеву ждут.

«Пойдем, жена моя Урака, время!
Нас ждут; собрался весь духовный чин». —
«Поди, король Альфонзо, ты один,
Я чувствую болезни тяжкой бремя».

«Но мощи мучеников исцелят
Твою болезнь в единое мгновенье:
За прежнее твое благоволенье
Они теперь тебя вознаградят.

Пойдем же им во сретение с ходом;
Не замедляй процессии святой;
То будет грех и стыд для нас с тобой,
Когда мощей не встретим мы с народом».

На белого коня тогда она
Садится; с ней король; они за ходом
Тихонько едут; все кипит народом;
Дорога вся как цепь людей одна.

«Король Альфонзо, назади со мною
Не оставайся ты; спеши вперед,
Чтоб первому, предупредя народ,
Почтить святых угодников мольбою.

Меня всех сил лишает мой недуг,
И нужен мне хоть миг отдохновенья;
Последую тебе без замедленья...
Спеши ж вперед со свитою, мой друг».

Немедленно король коню дал шпоры
И поскакал со свитою вперед;
Уж назади остался весь народ,
Уж вдалеке их потеряли взоры.

Вдруг дикий вепрь им путь перебежал.
«Лови! лови!» (к своим нетерпеливый
Кричит король) — и конь его ретивый
Через поля за вепрем поскакал.

И вепря он гоняет. Той порою
Медлительно во сретенье мощей
Идет Урака с свитою своей,
И весь народ валит за ней толпою.

И вдалеке представился им ход:
Идут, поют, несут святые раки;
Уже они пред взорами Ураки,
И с нею в прах простерся весь народ.

Но где ж король?.. Увы! Урака плачет:
Исполниться пророчеству над ней!
И вот, глядит... со свитою своей,
Оконча лов, король Альфонзо скачет.

«Угодники святые, за меня
Вступитеся! (она гласит, рыдая)
Мне помоги, о Дева Пресвятая,
В последний час решительного дня».

И в этот день в Коимбре все ликует;
Народ поет; все улицы шумят;
Нерадостен лишь королевин взгляд;
На празднике одна она тоскует.

Проходит день, и праздник замолчал;
На западе давно уж потемнело;
На улицах Коимбры опустело;
И тихо час полночный наступал.

И в этот час во храме том, где раки
Угодников стояли, был монах:
Святым мощам молился он в слезах;
То был смиренный духовник Ураки.

Он молится... вдруг час полночный бьет;
И поражен чудесным он виденьем;
Он видит: в храм с молитвой, с тихим пеньем
Толпа гостей таинственных идет.

В суровые одеты власяницы,
Веревкою обвязаны простой;
Но блеск от них исходит не земной,
И светятся преображенны лицы.

И в сонме том блистательней других
Являлися пять иноков, как братья;
Казалось, кровь их покрывала платья,
И ветви пальм в руках сияли их.

И тот, кто вел пришельцев незнакомых,
Казалось, был еще земли жилец;
Но и над ним горел лучей венец,
Как над святой главою им ведомых.

Пред алтарем они, устроясь в ряд,
Запели гимн торжественно-печальный:
Казалося, свершали погребальный
За упокой души они обряд.

«Скажите, кто вы? (чудом изумленной,
Спросил святых пришельцев духовник)
О ком поет ваш погребальный лик?
О чьей душе вы молитесь блаженной?»

«Угодников святых ты слышишь глас;
Мы братья их, пять чернецов смиренных:
Сопричтены за муки в лик блаженных;
Отец Франциск живой предводит нас.

Исполнили мы королеве данный
Обет: ее теперь возьмет земля;
Поди отсель, уведомь короля
О том, чему ты зритель был избранный».

И скрылось все... Оставив храм, чернец
Спешит к Альфонзу с вестию печальной...
Вдруг тяжко звон раздался погребальной:
Он королевин возвестил конец.

Перевод В.А. Жуковского

1. For the Cenotaph at Ermenonville
2. St. Bartholomew’s Day
3. Stanzas Written in Lady Lonsdale’s Album, at Lowther Castle
4. For a Tablet at Penshurst
5. For a Tablet at Silbury Hill

Распечатать (Print)

Количество обращений к стихотворению: 4043

Последние стихотворения

To English version