Thomas Pringle (Томас Прингл)

The Slave Dealer

From ocean's wave a Wanderer came,
 With visage tanned and dun:
His Mother, when he told his name,
 Scarce knew her long-lost son;
So altered was his face and frame
 By the ill course he had run.

There was hot fever in his blood,
 And dark thoughts in his brain;
And oh! to turn his heart to good
 That Mother strove in vain,
For fierce and fearful was his mood,
 Racked by remorse and pain.

And if, at times, a gleam more mild
 Would o'er his features stray,
When knelt the Widow near her Child,
 And he tried with her to pray,
It lasted not    for visions wild
 Still scared good thoughts away.

"There's blood upon my hands!" he said,
 "Which water cannot wash;
It was not shed where warriors bled    
 It dropped from the gory lash,
As I whirled it o'er and o'er my head,
 And with each stroke left a gash.

"With every stroke I left a gash,
 While Negro blood sprang high;
And now all ocean cannot wash
 My soul from murder's dye;
Nor e'en thy prayer, dear Mother, quash
 That Woman's wild death-cry!

"Her cry is ever in my ear,
 And it will not let me pray;
Her look I see    her voice I hear  
 As when in death she lay,
And said, 'With me thou must appear
On God's great Judgment-day!'"

"Now, Christ from frenzy keep my son!"
 The woeful Widow cried;
"Such murder foul thou ne'er hast done  
 Some fiend thy soul belied!"  
"Nay, Mother! the Avenging One
 Was witness when she died!

"The writhing wretch with furious heel
 I crushed    no mortal nigh;
But that same hour her dread appeal
 Was registered on high;
And now with God I have to deal,
 And dare not meet His eye!"

Работорговец

Пришел он с моря в отчий дом,
Его родная мать
Бронзовокожего с трудом
Своим смогла признать.
Так изменился он лицом.
Так изменилась стать.

Горячку он принес в крови.
Кошмар принес в мозгу.
Не внял он матерней любви,
Чтоб через не могу
Замаливал грехи свои,
У прошлого в долгу.

Но, чувствуя, что мать права,
Коленопреклонен,
С ней замер рядом, но едва
Творить пытался он
Молитву — спутались слова,
И с губ сорвался стон.

“Вовеки не очистить мне
Кровавых рук своих!
Не вражьей кровью на войне
Они покрылись — лих,
Хлестал я плетью по спине
Невольников цепных.

Я бил с плеча, с оттяжкой бил,
Чтоб расседалась плоть.
Был черным белый свет не мил.
Но дух мой побороть
Достало негритянке сил,
Ей силы дал Господь.

Звучит ее предсмертный плач
В ушах моих всегда.
Она сказала мне: “Палач,
До Страшного Суда!”
Мой пыл молитвенный — горяч,
Слова же — кто куда.

“Ах, сын мой, что ты говоришь!
Так поступать — позор!
Ты чист пред Богом, это лишь
Бесовский наговор!”
“Нет, в шуме дня, и в ночи тишь,
Не дремлет Божий взор.

Ни жив, ни мертв, хожу теперь.
Закрыт к спасенью путь.
Господь свою услышал дщерь,
Мою он видел суть.
О, как смогу я, лютый зверь,
В глаза ему взглянуть?!”

Перевод Максима Калинина

1. The Hottentot
2. Love’s Constancy
3. The Emigrant's Farewell
4. Franschhoek
5. The Coranna

Распечатать (To print)

Количество обращений к стихотворению: 1287

Последние стихотворения

To English version