Dante Gabriel Rossetti (Данте Габриэль Россетти)

The Blessed Damozel

The blessed damozel lean'd out
From the gold bar of Heaven;
Her eyes were deeper than the depth
Of waters still'd at even;
She had three lilies in her hand,
And the stars in her hair were seven.

Her robe, ungirt from clasp to hem,
No wrought flowers did adorn,
But a white rose of Mary's gift,
For service meetly worn;
Her hair that lay along her back
Was yellow like ripe corn.

Her seem'd she scarce had been a day
One of God's choristers;
The wonder was not yet quite gone
From that still look of hers;
Albeit, to them she left, her day
Had counted as ten years.

(To one, it is ten years of years.
. . . Yet now, and in this place,
Surely she lean'd o'er me--her hair
Fell all about my face ....
Nothing: the autumn-fall of leaves.
The whole year sets apace.)

It was the rampart of God's house
That she was standing on;
By God built over the sheer depth
The which is Space begun;
So high, that looking downward thence
She scarce could see the sun.

It lies in Heaven, across the flood
Of ether, as a bridge.
Beneath, the tides of day and night
With flame and darkness ridge
The void, as low as where this earth
Spins like a fretful midge.

Around her, lovers, newly met
'Mid deathless love's acclaims,
Spoke evermore among themselves
Their heart-remember'd names;
And the souls mounting up to God
Went by her like thin flames.

And still she bow'd herself and stoop'd
Out of the circling charm;
Until her bosom must have made
The bar she lean'd on warm,
And the lilies lay as if asleep
Along her bended arm.

From the fix'd place of Heaven she saw
Time like a pulse shake fierce
Through all the worlds. Her gaze still strove
Within the gulf to pierce
Its path; and now she spoke as when
The stars sang in their spheres.

The sun was gone now; the curl'd moon
Was like a little feather
Fluttering far down the gulf; and now
She spoke through the still weather.
Her voice was like the voice the stars
Had when they sang together.

(Ah sweet! Even now, in that bird's song,
Strove not her accents there,
Fain to be hearken'd? When those bells
Possess'd the mid-day air,
Strove not her steps to reach my side
Down all the echoing stair?)

"I wish that he were come to me,
For he will come," she said.
"Have I not pray'd in Heaven?--on earth,
Lord, Lord, has he not pray'd?
Are not two prayers a perfect strength?
And shall I feel afraid?

"When round his head the aureole clings,
And he is cloth'd in white,
I'll take his hand and go with him
To the deep wells of light;
As unto a stream we will step down,
And bathe there in God's sight.

"We two will stand beside that shrine,
Occult, withheld, untrod,
Whose lamps are stirr'd continually
With prayer sent up to God;
And see our old prayers, granted, melt
Each like a little cloud.

"We two will lie i' the shadow of
That living mystic tree
Within whose secret growth the Dove
Is sometimes felt to be,
While every leaf that His plumes touch
Saith His Name audibly.

"And I myself will teach to him,
I myself, lying so,
The songs I sing here; which his voice
Shall pause in, hush'd and slow,
And find some knowledge at each pause,
Or some new thing to know."

(Alas! We two, we two, thou say'st!
Yea, one wast thou with me
That once of old. But shall God lift
To endless unity
The soul whose likeness with thy soul
Was but its love for thee?)

"We two," she said, "will seek the groves
Where the lady Mary is,
With her five handmaidens, whose names
Are five sweet symphonies,
Cecily, Gertrude, Magdalen,
Margaret and Rosalys.

"Circlewise sit they, with bound locks
And foreheads garlanded;
Into the fine cloth white like flame
Weaving the golden thread,
To fashion the birth-robes for them
Who are just born, being dead.

"He shall fear, haply, and be dumb:
Then will I lay my cheek
To his, and tell about our love,
Not once abash'd or weak:
And the dear Mother will approve
My pride, and let me speak.

"Herself shall bring us, hand in hand,
To Him round whom all souls
Kneel, the clear-rang'd unnumber'd heads
Bow'd with their aureoles:
And angels meeting us shall sing
To their citherns and citoles.

"There will I ask of Christ the Lord
Thus much for him and me:--
Only to live as once on earth
With Love,--only to be,
As then awhile, for ever now
Together, I and he."

She gaz'd and listen'd and then said,
Less sad of speech than mild,--
"All this is when he comes." She ceas'd.
The light thrill'd towards her, fill'd
With angels in strong level flight.
Her eyes pray'd, and she smil'd.

(I saw her smile.) But soon their path
Was vague in distant spheres:
And then she cast her arms along
The golden barriers,
And laid her face between her hands,
And wept. (I heard her tears.) 

Небесная подруга

    Она склонилась к золотой
          Ограде в небесах.
    Вся глубина вечерних вод
          Была в ее глазах;
    Три лилии в ее руке,
          Семь звезд на волосах.

    Хитон свободный, и на нем
          Для литаний цвела
    Лишь роза белая, - ее
          Мария ей дала.
    Волна распущенных волос
          Желта, как рожь, была.

    Казалось ей - прошел лишь день,
          Как умерла она,
    И изумлением еще
          Была она полна.
    Но там считался этот день
          За десять лет сполна.

    Но для кого и десять лет...
          (...Но вот моих сейчас,
    Склонясь, она волной волос
          Коснулась щек и глаз...)
    ...Ничто: осенняя листва,
          Мелькает год, как час.

    Она стояла на валу,
          Где божий дом сиял;
    У самой бездны на краю
          Бог создал этот вал,
    Так высоко, что солнца свет
          Внизу - едва мерцал.

    Был перекинут чрез эфир
          Тот вал, как мост - дугой,
    Под ним чредою - день и ночь
          Сменялся пламень тьмой;
    И, как комар, кружась, земля
          Летела пустотой.

    И о любви бессмертной пел
          Хор любящих пред ней
    И славословил имена,
          Что были всех милей;
    Взлетали к богу сонмы душ,
          Как язычки огней.

    Она чуть-чуть приподнялась
          Над дивною дугой,
    Всем теплым телом прислонясь
          К ограде золотой;
    И лилии в ее руке
          Легли одна к другой.

    И вот увидела она,
          Как бьется пульс миров,
    И развернулась перед ней
          Вся бездна без краев;
    И зазвучала речь ее -
          Хор звездных голосов.

    Как перышко за солнцем вслед
          Плыл месяц в глубине,
    И зазвучала речь ее
          В бездонной тишине,
    И голос был - как пенье звезд,
          Поющих в вышине.

    (О счастье! Разве не ее
          Мне голос тот звучал,
    И разве колокольный звон,
          Что небо наполнял, -
    То не был звук ее шагов,
          Которым я внимал?)

    Она сказала: "Знаю я -
          Ко мне придет он сам,
    Я ль не молилась в небесах,
          И он молился там,
    А две молитвы не пустяк,
          Чего ж бояться нам?

    В одежде белой будет он,
          С сияющим венцом,
    Мы в полный света водоем
          С ним об руку войдем
    И на виду у бога, так,
          Купаться будем в нем.

    Мы встанем с ним у алтаря,
          Одни - в руке рука,
    Там от молитв огни свечей
          Колеблются слегка,
    И тают прежние мольбы,
          Как в небе облака.

    У древа жизни ляжем с ним,
          И нас прикроет тень.
    Незримо голубя хранит
          Его благая сень;
    И божье имя каждый лист
          В нем славит целый день.

    И стану я учить его
          Там, лежа так вдвоем,
    Всем песням, что я пела здесь, -
          Их вместе мы споем,
    И после каждой что-нибудь
          Мы новое поймем".

    (Увы! Вдвоем - ты говоришь.
          Да, ты была со мной.
    Сольет ли бог когда-нибудь
          В одно меня с тобой,
    Ту душу, что в любви к тебе
          Была с твоей душой?)

    "По рощам вместе мы пойдем
          Искать Марии след, -
    С ней пять служанок, их имен
          На свете слаще нет:
    Сесили, Гертруд, Розалис
          И Магдален с Маргарет.

    Они уселися в кружок,
          Их волосы в цветах,
    И пряжи золотая нить
          Бежит у них в руках:
    Новоявленным душам ткань
          Готовят для рубах.

    Смутясь он, верно, замолчит, -
          Тогда своей щекой
    К его щеке я приложусь,
          И о любви простой
    Я расскажу, и божья мать
          Рассказ одобрит мой.

    Нас поведет она к нему,
          Где, светом нимбов слит,
    Коленопреклоненных душ
          За рядом ряд стоит.
    Где с лютнями навстречу нам
          Хор ангелов взлетит.

    И там я попрошу для нас
          У господа Христа,
    Чтоб только были вместе мы,
          Как на земле тогда.
    Тогда не долго, а теперь
          Навеки, навсегда".

    "Все будет так, лишь он придет", -
          Добавила она.
    И ангелов сквозь блеск лучей
          К ней ринулась волна.
    Улыбка на ее губах
          Была едва видна.

    (Ее улыбку видел я.)
          Но дивный свет погас.
    Она заплакала, прикрыв
          Рукой сиянье глаз.
    (И дальний, тихий плач ее
          Я слышал в этот час.)

    Перевод М. Фромана

1. The House of Life. Sonnet 70. The Hill Summit
2. The House of Life. Sonnet 66. The Heart of the Night
3. On Certain Elizabethan Revivals
4. The House of Life. Sonnet 27. Heart's Compass
5. The House of Life. Sonnet 92. The Sun's Shame - 1

Распечатать (Print)

Количество обращений к стихотворению: 4770

Последние стихотворения

To English version