Роберт Хенрисон (Robert Henryson)

Prologue

Thocht feinyeit fabils of ald poetre
Be not al grunded upon truth, yit than
Thair polite termes of sweit rhetore
Richt plesand ar unto the eir of man
And als the caus quhy that thay first began
Wes to repreif thee of thi misleving,
O man, be figure of ane uther thing,

In lyke maner as throw a bustious eird,
Swa it be laubourit with grit diligence,
Springis the flouris and the corne abreird
Hailsum and gude to mannis sustenence,
Sa springis thar a morall sweit sentence
Oute of the subtell dyte of poetry
To gude purpois, quha culd it weill apply.

The nuttis schell thocht it be hard and teuch
Haldis the kirnell sweit and delectabill,
Sa lyis thair ane doctrine wyse aneuch
And full of frute under ane fenyeit fabill,
And clerkis sayis it is richt profitabill
Amangis ernist to ming ane merie sport
To blyth the spreit and gar the tyme be schort.

For as we se, ane bow that ay is bent
Worthis unsmart and dullis on the string
Sa dois the mynd that ay is diligent
In ernistfull thochtis and in studying.
With sad materis sum merines to ming
Accordis weill; thus Esope said iwis,
Dulcius arrident seria picta iocis.

Of this authour, my maisteris, with your leif,
Submitting me to your correctioun,
In mother toung, of Latyng, I wald preif
To mak ane maner of translatioun,
Nocht of myself for vane presumptioun
Bot be requeist and precept of ane lord
Of quhome the name it neidis not record.

In hamelie language and in termes rude
Me neidis wryte for quhy of eloquence
Nor rethorike I never understude,
Thairfoir meiklie I pray your reverence
Gif ye find ocht that throw my negligence
Be deminute or yit superfluous,
Correct it at your willis gratious.

My author in his fabillis tellis how
That brutal beistis spak and understude
And to gude purpois dispute and argow,
Ane sillogisme propone and eik conclude,
Puttyng exempill and similitude
How mony men in operatioun
Ar like to beistis in conditioun.

Na mervell is ane man be lyke ane beist
Quhilk lufis ay carnall and foull delyte
That schame cannot him renye nor arreist
Bot takis all the lust and appetyte
Quhilk throw custum and the daylie ryte
Syne in the mynd sa fast is radicate
That he in brutal beist is transformate.

This nobill clerk Esope, as I haif tauld,
In gay metir and facound purpurat
Be figure wrait his buke for he nocht wald
Tak the disdane off hie nor low estate,
And to begin, first of ane cok he wrate,
Seikand his meit, quhilk fand ane jolie stone,
Of quhome the fabill ye sall heir anone.

Пролог

Хоть в басенках старинных правды нету,
Приятна их изысканная речь,
И часто, обращаясь к их совету,
Ты мог святую истину извлечь,
Которую и после наших встреч,
Надеюсь, не забудешь ты далече,
Несовершенный, грешный человече!
  
Возделывая почву и поя
Её цветы и злаки полевые,
Труждается крестьянская семья.
Трудись и ты. Стихи мои живые
Возделываешь ныне ты впервые.
Поразмышляй над ними, дабы впрок
Пошёл тебе поэзии урок.
  
Под скорлупой ореховою прочной
Ядро сокрыто, сладкое зерно,
И вымышленной басне так же точно
Хранить земную мудрость вменено.
Учёными замечено давно:
Серьёзности веселье не враждебно,
Душе их сочетание целебно.
  
Да ты и сам, конечно, замечал:
Слабеет лук, что согнут постоянно.
Не так ли ум хирел и увядал,
Что был наукой занят неустанно.
Как выразился кратко, непространно
Старик Эзоп: «Наука хороша,
Когда смеётся умная душа!»1
  
Я перевёл великого с латыни
(Прошу прощенья за мои грехи)
Отнюдь не из тщеславья и гордыни
(Я не из тех, что лезет на верхи),
Меня подвигнул на сии стихи
Один вельможа знатный. (Имя лорда
Я не открою – обещаю твёрдо).

Я изъяснялся грубым языком,
Поскольку я риторике не учен,
Но кто с наукой этою знаком
До тонкостей, до всех её излучин,
Пускай укажет, – ибо я замучен
Невежеством своим, – в чём я неправ,
Решительно мой стих перемарав.
  
Мой древний автор показал моменты
Из жизни всякой птицы и зверья.
Он доводы привёл и аргументы
Иных миров, иного бытия.
Старик Эзоп, лукавый судия,
Поведал, до каких невероятий
Похожи мы на меньших наших братий.

Сие – не чудо, ежели учесть,
Что мы разврату бурно рукоплещем,
И позабыли, что такое честь,
И от бесчестья млеем и трепещем, –
Всё это мнится признаком зловещим
Того, что превратился человек
В животное и присно и навек.

Эзоповы творения чудесны,
Поскольку барин и простолюдин
Равно Эзопу были интересны.
Итак, приступим. Жил да был один
Петух простой, пернатый селянин.
В навозе обнаружив камень яшмы,
Спросил Петух: «А с этим – куд-куда ж мы?»

© Перевод Евг. Фельдмана 
14-16.11.2000
Все переводы Евгения Фельдмана

Примечание

Поддержать сайт