Томас Гарди (Харди) (Thomas Hardy)

Near Lanivet, 1872

There was a stunted handpost just on the crest,
Only a few feet high: 
She was tired, and we stopped in the twilight-time for her rest,
At the crossways close thereby.

She leant back, being so weary, against its stem,
And laid her arms on its own,
Each open palm stretched out to each end of them,
Her sad face sideways thrown.

Her white-clothed form at this dim-lit cease of day
Made her look as one crucified
In my gaze at her from the midst of the dusty way,
And hurriedly ‘Don’t,’ I cried.

I do not think she heard. Loosing thence she said,
As she stepped forth ready to go,
‘I am rested now. – Something strange came into my head;
I wish I had not leant so!’

And wordless we moved onward down from the hill
In the west cloud’s murked obscure,
And looking back we could see the handpost still
In the solitude of the moor.

‘It struck her too,’ I thought, for as if afraid
She heavily breathed as we trailed;
Till she said, ‘I did not think how ’twould look in the shade,
When I leant there like one nailed.’

I, lightly: ‘There’s nothing in it. For you, anyhow!’
– ‘O I know there is not,’ said she... 
‘Yet I wonder... If no one is bodily crucified now,
In spirit one may be!’

And we dragged on and on, while we seemed to see
In the running of Time’s far glass
Her crucified, as she had wondered if she might be
Some day. – Alas, alas!

Возле Ланивета. 1872 год

Указательный столб там стоял на пригорке крутом —
	Неказист, невысок.
Где мы с ней задержались немного, осилив подъем,
	На распутье вечерних дорог.

Прислонившись к столбу, она локти назад отвела,
	Чтоб поглубже вздохнуть,
И на стрелки столба оперла их — и так замерла,
	Уронив подбородок на грудь.

Силуэт ее белый казался с распятием схож
	В сизых сумерках дня.
«О, не надо!» — вскричал я, почуяв, как странная дрожь
	До костей пробирает меня.

Через силу очнулась, как будто от страшного сна,
	Огляделась кругом:
«Что за блажь на меня накатила, — сказала она. —
	Ну, довольно, пойдем!»

И пошли мы безмолвно в закатной густеющей тьме —
	Все вперед и вперед.
И, оглядываясь, различали тот столб на холме
	Среди голых болот.

Но в ее учащенном дыханье таился испуг,
	Искушавший судьбу:
Я увидела тень на земле, и почудилось вдруг,
	Что меня пригвоздили к столбу«.

«Чепуха! — я воскликнул. — К чему озираться назад?
	Не про нас эта честь».
«Может быть, — она молвила, — телом никто не распят,
	Но душою распятые — есть».

И опять побрели мы сквозь сумерки и времена,
	Прозревая за тьмой
Муку крестную, что на себя примеряла она —
	Так давно… Боже мой!

Перевод Григория Кружкова

Поддержать сайт