Николас Бретон (Nicholas Breton)

A Sweet Lullaby

Come, little babe; come, silly soul,
Thy father's shame, thy mother's grief,
Born, as I doubt, to all our dole
And to thyself unhappy chief:
Sing lullaby, and lap it warm,
Poor soul that thinks no creature harm.

Thou little think'st and less dost know
The cause of this thy mother's moan,
Thou want'st the wit to wail her woe,
And I myself am all alone.
Why dost thou weep? why dost thou wail?
And knowest not yet what thou dost ail.

Come, little wretch -- ah, silly heart,
Mine only joy, what can I more?
If there be any wrong thy smart,
That may the destines implore,
'Twas I, I say, against my will;
I wail the time, but be thou still.

And dost thou smile? Oh, thy sweet face,
Would God himself he might thee see;
No doubt thou wouldst soon purchase grace,
I know right well, for thee and me,
But come to mother, babe, and play,
For father false is fled away.

Sweet boy, if it by fortune chance
Thy father home again to send,
If death do strike me with his lance,
Yet mayst thou me to him commend;
If any ask thy mother's name,
Tell how by love she purchased blame.

Then will his gentle heart soon yield;
I know him of a noble mind.
Although a lion in the field,
A lamb in town thou shalt him find.
Ask blessing, babe, be not afraid;
His sugared words hath me betrayed.

Then mayst thou joy and be right glad,
Although in woe I seem to moan,
Thy father is no rascal lad,
A noble youth of blood and bone;
His glancing looks, if he once smile,
Right honest women may beguile.

Come, little boy, and rock asleep,
Sing lullaby, and be thou still;
I that can do nought else but weep
Will sit by thee and wail my fill.
God bless my babe, and lullaby,
From this thy father's quality.

Незаконнорождённое дитя

Рождённый в сраме и в позоре,    
Лежишь ты, пухленький такой,
Себе и матери на горе,    
Отцу – на стыд и непокой,
            Лежишь себе, ни зла, ни худа
            Не ожидая ниоткуда.

Имей ума ты чуть поболе,
И ты бы плакал, мой родной,
А так – от горечи и боли
Рыдать лишь мне – одной, одной…
            Ты плачешь, милый? Отчего же?
            Неужто что-то чуешь тоже?

Моё единственное счастье,
Ну что мне делать, ну скажи?
Прости меня за все напасти,
Я каюсь, каюсь от души!
            Я плачу, сын: мой грех безбрежен,
            Но ты – останься безмятежен.

Ты не от Божьего ли взора
Смеёшься, пальчик послюня?
Ты перед Богом от позора
Спасёшь себя, спасёшь меня.
            Пойдём ко мне, пойдём на ручки,
            Пока твой папенька в отлучке.

И коль тебя не позабудет
И в гости явится отец, 
А я умру, меня не будет,
Поведай папеньке, малец,
            Каким за то, что я любила,
            Я здесь позором заплатила!

Ты умилишь его рассказом, 
И он тебя благословит,
И ты не бойся, если разум
Он словом сладким покорит:
            Он этим только женщин губит
            А сына – сына он полюбит.

И ты забудешь понемногу
Мои печали, словно сон.
Ведь не разбойник он, ей-Богу,
Он благороден и умён.
            Увы, взглянув проникновенно,
            Он сманит ангела в геенну!

Усни, сынок… Светло и тихо
Сейчас в младенческом краю,
А мне и тягостно, и лихо,
И я украдкой слёзы лью:
            Не стань таким, я заклинаю,
            Как твой родитель, – баю-баю!

© Перевод Евг. Фельдмана
6.12.1999
12.12.1999
Все переводы Евгения Фельдмана

Поддержать сайт