Артур Конан Дойль (Arthur Conan Doyle)

«Songs of Action» (1898). 15. The Groom's Story

Ten mile in twenty minutes! 'E done it, sir. That's true.
The big bay 'orse in the further stall—the one wot's next to you.
I've seen some better 'orses; I've seldom seen a wuss,
But 'e 'olds the bloomin' record, an' that's good enough for us.

We knew as it wa's in 'im. 'E's thoroughbred, three part,
We bought 'im for to race 'im, but we found 'e 'ad no 'eart;
For 'e was sad and thoughtful, and amazin' dignified,
It seemed a kind o' liberty to drive 'im or to ride;

For 'e never seemed a-thinkin' of what 'e 'ad to do,
But 'is thoughts was set on 'igher things, admirin' of the view.
'E looked a puffeck pictur, and a pictur 'e would stay,
'E wouldn't even switch 'is tail to drive the flies away.

And yet we knew 'twas in 'im, we knew as 'e could fly;
But what we couldn't git at was 'ow to make 'im try.
We'd almost turned the job up, until at last one day
We got the last yard out of 'im in a most amazin' way.

It was all along o' master; which master 'as the name
Of a reg'lar true blue sportman, an' always acts the same;
But we all 'as weaker moments, which master 'e 'ad one,
An' 'e went and bought a motor-car when motor-cars begun.

I seed it in the stable yard—it fairly turned me sick—
A greasy, wheezy engine as can neither buck nor kick.
You've a screw to drive it forrard, and a screw to make it stop,
For it was foaled in a smithy stove an' bred in a blacksmith shop.

It didn't want no stable, it didn't ask no groom,
It didn't need no nothin' but a bit o' standin' room.
Just fill it up with paraffin an' it would go all day,
Which the same should be agin the law if I could 'ave my way.

Well, master took 'is motor-car, an' moted 'ere an' there,
A frightenin' the 'orses an' a poisonin' the air.
'E wore a bloomin' yachtin' cap, but Lor'! wot did 'e know,
Excep' that if you turn a screw the thing would stop or go?

An' then one day it wouldn't go. 'E screwed and screwed again,
But somethin' jammed, an' there 'e stuck in the mud of a country lane.
It 'urt 'is pride most cruel, but what was 'e to do?
So at last 'e bade me fetch a 'orse to pull the motor through.

This was the 'orse we fetched 'im; an' when we reached the car,
We braced 'im tight and proper to the middle of the bar,
And buckled up 'is traces and lashed them to each side,
While 'e 'eld 'is 'ead so 'aughtily, an' looked most dignified.

Not bad tempered, mind you, but kind of pained and vexed,
And 'e seemed to say, 'Well, bli' me! wot will they ask me next?
I've put up with some liberties, but this caps all by far,
To be assistant engine to a crocky motor-car!'

Well, master 'e was in the car, a-fiddlin' with the gear,
And the 'orse was meditatin', an' I was standin' near,
When master 'e touched somethin'—what it was we'll never know—
But it sort o' spurred the boiler up and made the engine go.

Old 'ard, old gal!' says master, and 'Gently then!' says I,
But an engine won't 'eed coaxin' an' it ain't no use to try;
So first 'e pulled a lever, an' then 'e turned a screw,
But the thing kept crawlin' forrard spite of all that 'e could do.

And first it went quite slowly and the 'orse went also slow,
But 'e 'ad to buck up faster when the wheels began to go;
For the car kept crowdin' on 'im and buttin' 'im along,
And in less than 'alf a minute, sir, that 'orse was goin' strong.

At first 'e walked quite dignified, an' then 'e 'ad to trot,
And then 'e tried a canter when the pace became too 'ot.
'E looked 'is very 'aughtiest, as if 'e didn't 'e mind,
And all the time the motor-car was pushin' 'im be'ind.

Now, master lost 'is 'ead when 'e found 'e couldn't stop,
And 'e pulled a valve or somethin' an' somethin' else went pop,
An' somethin' else went fizzywiz, and in a flash, or less,
That blessed car was goin' like a limited express.

Master 'eld the steerin' gear, an' kept the road all right,
And away they whizzed and clattered—my aunt! it was a sight.
'E seemed the finest draught 'orse as ever lived by far,
For all the country Juggins thought 'twas 'im wot pulled the car.

'E was stretchin' like a grey'ound, 'e was goin' all 'e knew;
But it bumped an' shoved be'ind 'im, for all that 'e could do;
It butted 'im an' boosted 'im an' spanked 'im on a'ead,
Till 'e broke the ten-mile record, same as I already said.

Ten mile in twenty minutes! 'E done it, sir. That's true.
The only time we ever found what that 'ere 'orse could do.
Some say it wasn't 'ardly fair, and the papers made a fuss,
But 'e broke the ten-mile record, and that's good enough for us.

You see that 'orse's tail, sir? You don't! No more do we,
Which really ain't surprisin', for 'e 'as no tail to see;
That engine wore it off 'im before master made it stop,
And all the road was littered like a bloomin' barber's shop.

And master? Well, it cured 'im. 'E altered from that day,
And come back to 'is 'orses in the good old-fashioned way.
And if you wants to git the sack, the quickest way by far
Is to 'int as 'ow you think 'e ought to keep a motor-car. 

«Песни действия» (1898). 15. Рассказ конюха

Не сказка – быль:
Пройти десять миль
	За двадцать минут! – Да вот
Тот самый гнедой
Жеребец молодой, 
	Что в стойле овёс жуёт.
Видал я коней
И лучше, ей-ей,
	И хуже, – но реже, – зато
Наш – отборного сорта,
Наш – проворнее чёрта,
	Наш – это самое то!

Какие в нём силы 
Дремлют! (Тпру, милый!).
	Взгляните: порода! стать!
Но был он вначале
В тоске и в печали
	И не мог на бегах блистать.
В нём не было пыла, 
Но достоинства было
	В нём столько, что было б грехом
Такого в коляску
Запрячь, как савраску,
	Иль сесть на него верхом!

И долго-долго
О деле и долге,
	Похоже, не думал он.
В высокие думы,
Казалось, угрюмо
	И скорбно он был погружён.
Есть душа и в скотинке!
Ах, как на картинке,
	Он так замирал порой,
Что и гривой не тряхивал,
И хвостом не отмахивал
	Мушиный бесчинный рой!

Какие в нём силы
Дремали (тпру, милый!),
	Мы знали, – да что с того?
Мы знать не знали,
Башку ломали,
	Как заставить бежать его.
И уж было рукой
Махнули. (Какой
	В нём прок? А хлопот – не счесть!).
И тут он твёрдо
Побил рекорды
	Все, что были, и все, что есть!

Наш конезаводчик
Хозяин-молодчик
	Спортсменом был хоть куда.
И нет чтобы жить
Спокойно, – блажить
	Он начал (как все господа!).
Купил он несносную
Четырёхколёсную
	Повозку, – купил он то,
Чего нет гаже:
Только-только в продаже
	Оно появилось – авто!

На уродце на гадком
Он приехал к лошадкам, –
	(Я крестился и долго плевал!).
Всю в грязище и в масле
В наши чистые ясли
	Он машину поставил, – скандал!
То вперёд она катится,
То назад она пятится,
	Ей не нужно ни ласк, ни речей.
Вельзевула союзница,
Что сработана в кузнице,
	Что зачата во чреве печей.

Ей, исчадию ада,
И конюшни не надо
	Да и конюх не ходит за ней.
Отведи постоянный
Угол ей, окаянной,
	Керосину ей в глотку залей,
И, как накеросинится,
Тут же пукнет, и двинется,
	И гоняй её, сколь ни захошь,
Но закончатся радости,
Если вовремя гадости
	Ты по новой в неё не зальёшь.

Стало быть, наш молодчик,
То бишь, конезаводчик,
	Учудил, – прикатил на ней.
Новомодные фортели
Воздух нам перепортили
	Взбудоражили наших коней.
Шофёр неважный 
(Зато отважный!),
	Знал хозяин один лишь финт:
Для езды на обновке,
Для её остановки
	Предусмотрен какой-то винт.

И вдруг – случилось!
Остановилось
	Авто. (Знамо дело: грязь!).
И винт, зараза,
Не выручил. – Сразу
	Заглохло авто. Вылазь!
Хозяин в злости
Велел: «Всё бросьте
	На помощь – тащить меня!»
И вот беднягу,
Как в колымагу,
	Впрягли мы того коня!

Впрягли беднягу, 
Как в колымагу,
	Надев на него хомут,
А я чуть позже,
Накинув вожжи,
	Шепнул: «Не боись: я тут!»
Само достоинство,
На наше воинство
	Взглянул гнедой свысока
И с видом лорда
Попёр он гордо
	Клёпаного рысака…

И хоть не был злобы
Он полон, чтобы
	Весь мир до конца проклясть,
Он был в раздраженье
От положенья,
	В какое сумел попасть.
Казалось, людишкам 
Он молвил: «Слишком
	Я вам уступил. И что?
Какая низость –
Такая близость
	С заезженным вашим авто!» – (А то!).

(И всё ж к вершине
Он шёл!). – В машине
	Хозяин остался. Вдруг
Я испугался:
«Ба-бах!» – раздался
	Противный знакомый звук.
Мотор проснулся.
К чему прикоснулся
	Хозяин, трудно сказать,
Но железный уродец,
Веселя народец,
	Из грязи стал выползать.

«Ну что ты, что ты,
Сбавь обороты!» –
	Взмолился хозяин. Увы,
Поладить с мотором
Людским уговором
	Бессильны и я, и вы.
«Стой!» – был возглас панический, 
Но мотор металлический
	Его не воспринял всерьёз:
Не боятся гайки
Ни кнута, ни нагайки,
	Не боятся людских угроз!

И медленно скорости
Прибавлял после хворости
	Мотор; он гудел и дрожал.
И, машиной толкаемый,
Гордый конь, понукаемый,
	По тропинке неспешно бежал,
Но, с машиною связанный, 
Шевелиться обязанный,
	Он помчался во весь опор
И прибавил спорости
К нараставшей скорости,
	Ибо так заработал мотор.

Он шёл по грязи
Так, словно лишь князи
	Были в его роду,
Словно принц крови,
Для народной любови
	Доступный лишь раз в году.
Пусть люди, мол, носятся,
Ко мне не относится
	Эта вся ерунда.
Ах, умей он речи
Вести человечьи,
	Он бы точно промолвил: «Н-да!»

И струхнул хозяин,
Как смекнул хозяин,
	Что мчится без тормозов,
И воскликнул: «Боже,
Помоги!» – И что же?
	Господь не ответил на зов.
Но какой-то там клапан
Был случайно полапан,
	И в машину вселился бес,
И сия игрушка
Понеслась, говнюшка,
	Понеслась, точно твой экспресс!

Наш конезаводчик,
Повиляв меж кочек,
	Выбрался на шоссе,
И – «Мать моя, женщина!» –
Всяк деревенщина
	Вскрикнул: увидели все
Простодушные люди
(И в увиденном чуде
	Не усомнился никто),
Как со скоростью зверской,
Точно поезд курьерский,
	Лошадка – тянет – авто!

Как машина бежала,
Как она унижала
	Благородство такого коня!
Как страдал он, сердешный,
На земле многогрешной
	На дороге средь белого дня!
Как машина воняла,
Как его подгоняла,
	Хоть шоссе не похоже на корт, –
И гнедой против воли
Из-за страха и боли
	Разогнался – и выдал рекорд!

Не сказка – быль:
Пройти десять миль
	За двадцать минут! – Сейчас
Вопрос не гложет:
Мы знаем, чтó может
	Лошадь в свой звёздный час!
Зашумели газеты,
Мол, неправильно это,
	Мол, всему причина – авто,
Но в связи с рекордом
Я при мнении твёрдом:
	Наш гнедой – это самое то!

Но, увы, неспроста
Наш гнедой без хвоста:
	Это всё, милый сэр, оттого,
Что мотор поганый
В молотьбе беспрестанной
	По волосику выдрал его!
Кто б тогда на дороге
Поглядел бы под ноги,
	Тот, наверно б, завыл от тоски,
Тот завыл бы от жали:
На дороге лежали
	Волоски, волоски, волоски…

Что ж хозяин? Машину
Разлюбил он, вражину,
	И с того распрекрасного дня
Снова вспомнил лошадок,
До которых был падок
	Ибо всадник и лошадь – родня.
Вспоминать о моторах
Он не любит, – как порох,
	Полыхнёт – и случится беда:
Намекни хоть словечком,
И с тобой, человечком,
	Он расстанется враз – навсегда!

© Перевод Евг. Фельдмана
16-17.09.2004
Все переводы Евгения Фельдмана

Поддержать сайт