Оливер Голдсмит (Oliver Goldsmith)

Epilogue for Mr. Lee Lewes

HOLD! Prompter, hold! a word before your nonsense;
I'd speak a word or two, to ease my conscience.
My pride forbids it ever should be said,
My heels eclips'd the honours of my head;
That I found humour in a piebald vest,
Or ever thought that jumping was a jest.
('Takes off his mask.')
Whence, and what art thou, visionary birth?
Nature disowns, and reason scorns thy mirth,
In thy black aspect every passion sleeps,
The joy that dimples, and the woe that weeps.
How has thou fill'd the scene with all thy brood,
Of fools pursuing, and of fools pursu'd!
Whose ins and outs no ray of sense discloses,
Whose only plot it is to break our noses;
Whilst from below the trap-door Demons rise,
And from above the dangling deities;
And shall I mix in this unhallow'd crew?
May rosined lightning blast me, if I do!
No -- I will act, I'll vindicate the stage:
Shakespeare himself shall feel my tragic rage.
Off! off! vile trappings! a new passion reigns!
The madd'ning monarch revels in my veins.
Oh! for a Richard's voice to catch the theme:
'Give me another horse! bind up my wounds!
-- soft -- 'twas but a dream.'
Aye, 'twas but a dream, for now there's no retreating:
If I cease Harlequin, I cease from eating.
'Twas thus that Aesop's stag, a creature blameless,
Yet something vain, like one that shall be nameless,
Once on the margin of a fountain stood,
And cavill'd at his image in the flood.
'The deuce confound,' he cries, 'these drumstick shanks,
They never have my gratitude nor thanks;
They're perfectly disgraceful! strike me dead!
But for a head, yes, yes, I have a head.
How piercing is that eye! how sleek that brow!
My horns! I'm told horns are the fashion now.'
Whilst thus he spoke, astonish'd, to his view,
Near, and more near, the hounds and huntsmen drew.
'Hoicks! hark forward!' came thund'ring from behind,
He bounds aloft, outstrips the fleeting wind:
He quits the woods, and tries the beaten ways;
He starts, he pants, he takes the circling maze.
At length his silly head, so priz'd before,
Is taught his former folly to deplore;
Whilst his strong limbs conspire to set him free,
And at one bound he saves himself, -- like me.
('Taking a hump through the stage door'.) 

Эпилог для бенефиса господина Ли Льюиса

Останьтесь тут, чем вздор молоть за дверью!
Пред вами совесть облегчу теперь я.
Я слишком горд, чтоб люди говорили -
Мол, каблуки чело его затмили.
Я насмехался над рябым камзолом,
Прыжки считал занятьем невеселым.
       (Срывает с себя маску).
О лживый лик, ты мерзок не на шутку!
Поддельный хохот твой претит рассудку. -
Под черною личиной страсти спали -
Улыбка радости и плач печали.
Дрожат подмостки от толпы шутов -
Любых мастей и всяческих сортов.
В их действиях нет смысла ни на йоту -
Им лишь бы смехом возбудить икоту.
Из люка лезут черти и чертовки,
А божества слетают на веревке.
Пусть, приобщась к толпе самодовольной,
Паду, сражен зарницей канифольной!
Игрою ваш убыток возмещу:
Смотри, Шекспир, - я в гневе трепещу.
Прочь, мишура, ты страсти скрыть не в силах,
Монарх безумный ожил в этих жилах.
Словами Ричарда рекут уста:
"Коня сменить! Перевязать мне раны! -
                     И дальше тихо: -
                Это лишь мечта!"
Все - лишь  мечта: отринув  Арлекина,
Тем самым хлеб насущный я отрину.
Олень Эзопов, благородный, честный,
Тщеславный тож, как некто, всем известный,
Стоял однажды у ручья на бреге
И созерцал свой образ в томной неге.
Он бормотал: "Вы так костлявы, ляжки,
И от меня не будет вам поблажки.
Грубы, уродливы, как жернова.
Зато изящна эта голова!
Глаза, чело с ума красавиц сводят,
Да и рога как будто в моду входят".
Он голову хвалил и так и сяк,
Но приближался злобный лай собак,
Гремело громом страшное "ату!" -
И он взлетел, как ветер, в высоту,
Умчался в глубь непроходимой чащи
И спутал след в лесу для пользы вящей.
И глупая глава готова ныне
Оплакать притязания гордыни,
А  ноги крепкие - точь-в-точь броня -
Спасли его от смерти - как меня!

(Быстро прыгает в дверь на просцениуме.)

Перевод А. Парина

Поддержать сайт