Льюис Кэрролл (Lewis Carroll)

The Wandering Burgess

Our Willie had been sae lang awa’
	Frae bonnie Oxford toon,
The townsfolk they were greeting a’
	As they went up and doon.

He hadna been gane a year, a year,
	A year but barely ten,
When word cam unto Oxford toon,
	Our Willie wad come agen.

Willie he stude at Thomas Gate,
	And made a lustie din;
And who so blithe as the gate-porter
	To rise and let him in?

“Now enter, Willie, now enter, Willie,
	And look around the place,
And see the pain that we have ta’en
	Thomas his Quad to grace.”

The first look that out Willie cast,
	He leuch loud laughters three,
The neist look that our Willie cast,
	The tear blindit his e’e.

Sae square and stark the Tea-chest frowned
	Athwart the upper air,
But when the Trench out Willie saw,
	He thoucht the Tea-chest fair.

Sae murderous-deep the Trench did gape
	The parapet aboon,
But when the Tunnell Willie saw,
	He loved the Trench aftersoon. 

’Twas mirk beneath the tane archway,
	’Twas mirk beneath the tither:
Ye wadna ken a man therein,
	Thought it were your ain dear brither.

He turned him round and round about,
	And looked upon the Three; 
And dismal grew his countenance,
	And drumlie grew his e’e.

‘What cheer, what cheer, my gallant knight?’
	The gate-porter ’gan say.
‘Saw ever ye sae fair a sight
	As ye have seen this day?’

‘Now haud your tongue of your prating, man:
	Of your prating now let me be. 
For, as I’m a true knight, a fouler sight
	I’ll never live to see.

‘Before I’d be the ruffian dark 
	Who planned this ghastly show,
I’d serve as secretary’s clerk 
	To Ayrton or to Lowe.

‘Before-I’d own the loathly thing 
	That Christ Church Quad reveals,
I’d serve as shoeblack’s underling 
	To Odger and to Beales!’

Пилигримлянин

Чужедальные мили 
Увлекли, поманили.
	Долго-долго отсутствовал Вилли.
В тоскованье жестоком 
Слёзы горьким потоком 
	Наши оксфордцы лили и лили.

За годочком годочек 
Наступал без отсрочек.
	Наконец, этак лет через десять 
Горожан известили: 
Возвращается Вилли, –
	Надоело блукать и чудесить.

Наконец-то, он дома-с.
И спросил он: «Как Томас?»1
	И стучит – кулаки его крепки: –   
«Эй, засоня привратник, 
Отпирай свой курятник,
	А не то разнесу его в щепки!

«Вилли, помилосердствуй!
Проходи и не зверствуй;
	Погляди-ка на наше Строенье:
Работёнки порядком
Задал Томас ребяткам,
	Но – украсили. Как настроенье?»

Он взглянул – и сорвался: 
Он от смеха взорвался,
	Поглядев на работу впервые. 
Но вторично взглянул он, 
И печально вздохнул он,
	И закапали слёзы живые.

Ибо Чайный там Ящик 
(Чрезвычайный образчик!)
	Изумлённому взору открылся. 
Но в молчанье суровом 
Вилли встал перед Ровом 
	И он с Ящиком тут же смирился.

Над гигантским окопом 
Остолопам циклопам
	Впору было бы скопом трудиться. 
Как он Ров ненавидел! – 
Но Туннель он увидел
	И на Ров перестал он сердиться.

Воплощённою скверной
Был Туннель безразмерный,
	И в потёмках ужасной каверны
Не признали б дитяти, 
Ах, ни мамы, ни тяти.
	Не признали б и тёти, наверно.

И взглянул он колюче
На провалы и кручи, 
	И на зданье взглянул он в печали:
Он душевную смуту
Чуял в эту минуту,
	И глаза его боль источали.

«Ну так что же, так что же, –
С умиленьем на роже
	Вопросил его глупый привратник. –
Есть ли виды на свете, 
Что прекрасней, чем эти,
	Что ты скажешь мне, доблестный ратник?»

«Я скажу: о, привратник,
Переврун-перевратник,
	Я не слыхивал мненья превратней,
Но тебе, человече,
Я по правде отвечу:
	Я не видывал виды отвратней;

Перед тем, как поганым 
Я бы стал хулиганом,
	Что устроил тут форменный ужас,
Я у Э́ртона, Ло́у бы       
Поработал для про(у)бы,
	Писарьком послужил, поднатужась!

Я признал бы, что порча
Дорогого Крайст-Чёрча
	Заслужила моё уваженье,
Но у О́джера, Билса
Я б сперва потрудился,
	К подмастерью пойдя в услуженье!»

© Перевод Евг. Фельдмана
13-14.04.1999
Все переводы Евгения Фельдмана

Комментарии

Поддержать сайт