Уильям Швенк Гилберт (William Schwenck Gilbert)

The Bab Ballads. Bob Polter

Bob Polter was a navvy, and
   His hands were coarse, and dirty too,
His homely face was rough and tanned,
   His time of life was thirty-two.

He lived among a working clan
   (A wife he hadn’t got at all),
A decent, steady, sober man—
   No saint, however—not at all.

He smoked, but in a modest way,
   Because he thought he needed it;
He drank a pot of beer a day,
   And sometimes he exceeded it.

At times he’d pass with other men
   A loud convivial night or two,
With, very likely, now and then,
   On Saturdays, a fight or two.

But still he was a sober soul,
   A labour-never-shirking man,
Who paid his way—upon the whole
   A decent English working man.

One day, when at the Nelson’s Head
   (For which he may be blamed of you),
A holy man appeared, and said,
   “Oh, Robert, I’m ashamed of you.”

He laid his hand on Robert’s beer
   Before he could drink up any,
And on the floor, with sigh and tear,
   He poured the pot of “thruppenny.”

“Oh, Robert, at this very bar
   A truth you’ll be discovering,
A good and evil genius are
   Around your noddle hovering.

“They both are here to bid you shun
   The other one’s society,
For Total Abstinence is one,
   The other, Inebriety.”

He waved his hand—a vapour came—
   A wizard Polter reckoned him;
A bogy rose and called his name,
   And with his finger beckoned him.

The monster’s salient points to sum,—
   His heavy breath was portery:
His glowing nose suggested rum:
   His eyes were gin-and-wortery.

His dress was torn—for dregs of ale
   And slops of gin had rusted it;
His pimpled face was wan and pale,
   Where filth had not encrusted it.

“Come, Polter,” said the fiend, “begin,
   And keep the bowl a-flowing on—
A working man needs pints of gin
   To keep his clockwork going on.”

Bob shuddered: “Ah, you’ve made a miss
   If you take me for one of you:
You filthy beast, get out of this—
   Bob Polter don’t wan’t none of you.”

The demon gave a drunken shriek,
   And crept away in stealthiness,
And lo! instead, a person sleek,
   Who seemed to burst with healthiness.

“In me, as your adviser hints,
   Of Abstinence you’ve got a type—
Of Mr. Tweedie’s pretty prints
   I am the happy prototype.

“If you abjure the social toast,
   And pipes, and such frivolities,
You possibly some day may boast
   My prepossessing qualities!”

Bob rubbed his eyes, and made ’em blink:
   “You almost make me tremble, you!
If I abjure fermented drink,
   Shall I, indeed, resemble you?

“And will my whiskers curl so tight?
   My cheeks grow smug and muttony?
My face become so red and white?
   My coat so blue and buttony?

“Will trousers, such as yours, array
   Extremities inferior?
Will chubbiness assert its sway
   All over my exterior?

“In this, my unenlightened state,
   To work in heavy boots I comes;
Will pumps henceforward decorate
   My tiddle toddle tootsicums?

“And shall I get so plump and fresh,
   And look no longer seedily?
My skin will henceforth fit my flesh
   So tightly and so Tweedie-ly?”

The phantom said, “You’ll have all this,
   You’ll know no kind of huffiness,
Your life will be one chubby bliss,
   One long unruffled puffiness!”

“Be off!” said irritated Bob.
   “Why come you here to bother one?
You pharisaical old snob,
   You’re wuss almost than t’other one!

“I takes my pipe—I takes my pot,
   And drunk I’m never seen to be:
I’m no teetotaller or sot,
   And as I am I mean to be!”

Баллады Бэба. Баллада о Бобе Полтере

Боб Полтер жил на белом свете.
О нём сложил я строки эти.
Жил-был не грешно и не свято.
На флоте он служил когда-то.

По заграницам помотался.
Потом на берег он списался.
Сыздетства был к труду привычным
И вот – рабочим стал обычным.

Портрет: обветренные губы,
Черты лица довольно грубы,
Груба задубленная кожа
(Ведь он служил на флоте всё же!).

Его грязнущие ручищи
С теченьем лет не стали чище.
И – возраст: тридцать два лишь года,
Причём женатым не был сроду.

В куренье был весьма умерен,
И скромной мере был он верен.
В день выпивал он кружку пива
Иль больше чуть (не особливо).

Порой одну-другую ночку
Он проводил не в одиночку.
С дружками он увеселялся,
Но в них Нечистый не вселялся.

Порой, обычно по субботам,
Другим не преданный заботам,
Скандалил он и суматошил,
Но никого не укокошил. 

Не презирал свою работу,
Везде за всё платил по счёту,
Ни вором не был, ни бродягой, –
Он был английским работягой.

Всё это только предисловье.
Рассказ продолжу при условье,
Что вы, читатель, не устали,
И, если так, продолжу дале. 

В пивной (у местного народца
«Башкою Нельсона» зовётся)
Был Полтер человеком встречен,
А тот был святостью отмечен.			

Святой, – рассержен, сразу видно, –
Воскликнул: – Стыдно! Стыдно! Стыдно! –
А дальше, бурная особа,
Он кружку выхватил у Боба,

А дальше пиво пролил на́ пол,
И не сбежал, и не задрапал
(Точнее, «вспять не обратился»),
И к Бобу с речью обратился:

– Готовься ныне, человече,
Здесь будет с истиною встреча.		
И с тем, что в истине откроешь,
Ты путь свой жизненный устроишь. 

Добро и зло здесь будут рядом,
Упрёки будут падать градом,
И за тебя борясь, клиента,
Всяк будет хаять оппонента!

Прибудет первым гений Пьянства,
И в то же самое пространство,
Явив язвительность и резвость,
Вторым прибудет гений – Трезвость. 		

Всё так и было – без обмана.
Махнул рукой, и из тумана
Урод громадный показался,
Что «Пьянством» тут же обозвался.

Дохнул! – и всяк почуял портер,
Крепчайший портер-перво-сортер. 
Чихнул! – и нос, пунцово-красен,
Поведал миру: «Ром – прекрасен!»

Глазищи твари дурнолицей –
Моргнул! – о джине-что-с-водицей		
Каким-то образом «Чудесно!» –
Сказали миру бессловесно. 

Опивки джина (эля – тоже)
Ему испортили одёжу.
Была его прыщава рожа,
Была его бескровна рожа.

– Давай-ка, Полтер, тяпнем джина, –
Он хрипло вымолвил, вражина, –
Для подзаводки организма,
Как часового механизма.			

Брр! – передёрнул Боб плечами.
– Пшёл вон с такими, блин, речами!
Не клей ты мне свои наклейки,
Я не из пьяной шайки-лейки!

И демон с диким пьяным криком
Исчез в смятении великом…
Но кто вослед персоне гадкой
Пришёл здоровенький и гладкий?

Казалось, в Англии субъекта
Трезвее нет, чем этот некто.			
Сей призрак Полтер видел где-то…
Но где могло случиться это?

– Мой друг-художник мистер Твидди
Меня в таком рисует виде 
В одном журнале для непьющих
И в рот ни капли не берущих, –

Сказал прилизанный пришелец, –
Мой друг – талантливый умелец:
Я был вчера банальным типом,
А стал журнальным прототипом.		

И если всякие компашки
Натуре вашей стали тяжки
И стал сегодня дым табачный
Противен, словно призрак мрачный,

Пример с меня берите, сэр, вы
И сбережёте этим нервы.
Потом похвастаетесь, друже,
Что вы меня ничем не хуже!

Здесь Боб потёр глаза до боли.
– Вы что, совсем рехнулись, что ли?		
Что мне журналов ваших кипа?
Стать прототипом прототипа?

Вот, гляньте, бакенбарды ваши,
Они моих намного краше.
Но как, скажите, ради Бога,
Преодолеть сие «намного»?

А ваши щёки щегольские, –
Как отрастить себе такие?
Начну баранинкой питаться,
Могу без денежек остаться!			

Ваш пиджачок, такой нарядный,
И я б носил с душой отрадной,
Но для меня «прики́д» богатый
Несовместим с квартирной платой!

Боюсь я, сэр, в большие муки
Мне обошлись бы ваши брюки,
И то ж – упитанная морда,
Я в этом, сэр, уверен твёрдо!

Мои ботинки-не-картинки, –
В них – на работу – по старинке…		
Не буду ль, туфлями украшен,
Смешон и даже чем-то страшен?

И стану ль впрямь само здоровье,
Коль ваши выполню условья,
Чтоб Твидди глазками похлопал
И с карандашиком притопал?

Ответил дух без проволочки:
– Всё так и будет, точка-в-точку!
Взлетите, милый, без пружины
На счастья самые вершины!			

И Боб ответил – тоже сразу:
– Исчезни с глаз долой, зараза!
Такой же врун, такая ж бяка,
Как твой предшественник, собака!

Да, пью, курю я, но, однако,
Не выпивоха, не куряка.
Зачем тогда менять свой график?
Короче, блин, – иди ты на́ фиг!

© Перевод Евг. Фельдмана
31.03.-01.04.2023
с. Красноярка
Омского района
Омской области
Пансионат
«Гармония-3»
Все переводы Евгения Фельдмана

Поддержать сайт