Уильям Шенстон (William Shenstone)

Элегия, в которой Автор жалуется на то, как быстро проходит жизнь и гаснет её чарующая новизна

Увы, мой милый, как себя ни мучь я,
	Но тают силы, исчезает свет.
Окончен праздник; умерли созвучья,
	Которых лучше не было и нет. 

Конец плюмажам огненным, пурпурным,
	И жемчуга покрыло вечной тьмой,
И мы с тобой, увы, не в танце бурном,
	А на пути безрадостном домой. 

К чему листать потёртые страницы
	И ожидать расхожих новостей,
Где учит разум, как остепениться
	В пылу ослабевающих страстей? 

Лишь семь орбит и вычертило солнце,
	Свой годовой свершая оборот,
Как я уж промотал свои червонцы,
	Вкусив от жизни всех её щедрот. 

Зеваки загорались, как поленца,
	И были на восторги не скупы,
Когда свои выбрасывал коленца
	Я, лицедей и баловень толпы. 

Искусство мне твердило постоянно:
	«Ищи, терзайся в поисках, в борьбе:
Один мазок, не хуже Тициана,
	Оставь – назло и небу, и судьбе!» 

Я зажигал полночную лампаду,
	И бредил славой, и глядел во тьму.
Я сочинял, но бденье до упаду
	Здоровью повредило моему. 

Молился я за цельный мир природы,
	Молился я за благо наших сёл,
Молился за аттические своды
	Того дворца, что мысленно возвёл. 

Но милые обманы отлетели,
	И воздух спёрт, и я душой устал,
И стал глумиться, не достигнув цели,
	Над лаврами, о коих так мечтал. 

О юность, юность! Море – по колено!
	Ума – палата! Силы – через край!
На что ни глянешь, всё благословенно,
	Везде удача и повсюду рай. 

И мы живём – просторно, нестеснённо:
	Душа свободней птичьего крыла,
Щедрей весны, и ласковей бутона,
	И воздуха прозрачней, и стекла. 

Но зрелость наша в чём-то недозрела,
	И старость наша в чём-то немудра,
И сказка нас по-доброму согрела,
	Где правда не сулила нам добра. 

Прощай, восторг! А также, твой родитель,
	Прощай, обман! Ах, выйдя из угла,
Как быстро опустевшую обитель
	Печаль, сестра восторга, заняла! 

И осень проклинать уж надоело,
	И хаять зиму – тоже проку нет,
И всё ж весна – совсем другое дело:
	Боярышник! подснежник! первоцвет! 

Трубят рога на утренней зарнице,
	И нам добыча кажется близка,
И вдруг – исчезла… Локон серебрится…
	Что дальше? Дальше – смертная тоска.

© Перевод Евг. Фельдмана
14-16.12.1999
Все переводы Евгения Фельдмана

Elegy 11. He Complains How Soon the Pleasing Novelty of Life Is Over

Ah me, my Friend! it will not, will not last,
	This fairy scene, that cheats our youthful eyes;
The charm dissolves; th’ aerial music’s past;
	The banquet ceases, and the vision flies.

Where are the splendid forms, the rich perfumes?
	Where the gay tapers, where the spacious dome?
Vanish’d the costly pearls, the crimson plumes,
	And we, delightless, left to wander home!

Vain now are books, the sage’s wisdom vain!
	What has the world to bribe our steps astray?
Ere Reason learns by studied laws to reign,
	The weaken’d passions, self-subdued, obey.

Scarce has the sun seven annual courses roll’d,
	Scarce shown the whole that Fortune can supply,
Since, not the miser so caress’d his gold,
	As I, for what it gave, was heard to sigh.

On the world’s stage I wish’d some sprightly part,
	To deck my native fleece with tawdry lace!
’Twas life, ‘twas taste, and-oh! my foolish heart!
	Substantial joy was fix’d in power and place.

And you, ye works of Art! allured mine eye,
	The breathing picture, and the living stone:
‘Though gold, though splendour, Heaven and Fate deny,
	Yet might I call one Titian stroke my own!’

Smit with the charms of Fame, whose lovely spoil,
	The wreath, the garland, fire the poet’s pride,
I trimm’d my lamp, consumed the midnight oil –
	But soon the paths of health and fame divide!

Oft, too, I pray’d; ‘twas Nature form’d the prayer,
	To grace my native scenes, my rural home;
To see my trees express their planter’s care,
	And gay, on Attic models, raise my dome.

But now ’tis o’er, the dear delusion’s o’er!
	A stagnant breezeless air becalms my soul;
A fond aspiring candidate no more,
	I scorn the palm before I reach the goal.

O Youth! enchanting stage, profusely bless’d!
	Bliss even obtrusive courts the frolic mind;
Of health neglectful, yet by health caress’d,
	Careless of favour, yet secure to find.

Then glows the breast, as opening roses fair;
	More free, more vivid, than the linnet’s wing;
Honest as light, transparent e’en as air,
	Tender as buds, and lavish as the Spring.

Not all the force of manhood’s active might,
	Not all the craft to subtle age assign’d,
Not Science shall extort that dear delight,
	Which gay Delusion gave the tender mind.

Adieu, soft raptures! transports void of care!
	Parent of raptures, dear Deceit, adieu!
And you, her daughters, pining with despair,
	Why, why so soon her fleeting steps pursue?

Tedious again to curse the drizzling day!
	Again to trace the wintry tracks of snow!
Or, soothed by vernal airs, again survey
	The self-same hawthorns bud, and cowslips blow!

O Life! how soon of every bliss forlorn!
	We start false joys, and urge the devious race;
A tender prey; that cheers our youthful morn,
	Then sinks untimely, and defrauds the chase.

Written about 1748

Поддержать сайт