Джон Китс (John Keats)

Ода Праздности

                     Ни трудятся, ни прядут.
                                  Матф. 6-28

Трех человек увидел я однажды
В рассветной грезе, - все они прошли
Передо мной, и облачен был каждый
В сандальи и хитоны до земли, -
Фигуры, что на мраморную вазу
Нанесены, - они прошли кругом
   И вновь пришли в порядке регулярном,
Дотоле мной не виданы ни разу
И странны мне, - так часто незнаком
   Бывает скульптор с ремеслом гончарным.

Но отчего, таинственные тени,
Не опознала вас моя душа?
Затем ли, чтоб чредою наваждений
Скользили мимо вы, не разреша
Меня от сна? - Стоял дремотный час,
И Праздность без услады и без боли
   Вливалась в ощущения мои;
Я цепенел, и пульс мой тихо гас, -
Зачем пришли вы и не дали воли
   Остаться мне в моем небытии?

Да, в третий раз приблизились они -
О, для чего? Мне виделось в дурмане
Сонливом, что душа моя сродни
Цветами изукрашенной поляне;
Висел туман, но сладостным слезам
Упасть на землю не было дано;
   Сминало рамой листья винограда
Открытое в весенний сад окно, -
О тени! Слез моих не видеть вам!
   Ступайте прочь, свиданья длить не надо!

На миг оборотясь, опять ушла
Фигур неторопливых вереница, -
И мне хотелось обрести крыла,
Лететь за ними - я узнал их лица:
Любовь ступала первою из них,
Затем Тщеславье мерной шло походкой,
   Отмеченное бледностью чела, -
И третья шла, чей шаг был мягок, тих, -
Я знался с нею, с девою некроткой, -
   И то сама Поэзия была.

Они ушли - мне крыльев не хватало...
Ушла Любовь - на что тебе она?
Тщеславие? - Оно берет начало
В безумии, и суть его бедна.
Поэзия? - Отрады нет в тебе,
Какую в полднях склонен усмотреть я
   И в вечерах, в которых брезжит сон, -
Я покорился бы такой судьбе,
Но как суметь вернуться в те столетья,
   Когда Мамоной не был мир пленен?

Прощайте! Вам не пробудить меня,
Почиющего на цветочном ложе, -
Мне похвалами не прожить и дня,
Что получает баловень пригожий, -
Пройди, видений строй благообразный,
Останься лишь увиденным во сне
   Орнаментом античного сосуда;
Останься, гений мой, в дремоте праздной,
Исчезните, фантомы, прочь отсюда
   И больше не тревожьтесь обо мне!

Перевод Е. Витковского

Ode on Indolence

ONE morn before me were three figures seen,
I With bowed necks, and joined hands, side-faced;
And one behind the other stepp'd serene,
In placid sandals, and in white robes graced;
They pass'd, like figures on a marble urn,
When shifted round to see the other side;
They came again; as when the urn once more
Is shifted round, the first seen shades return;
And they were strange to me, as may betide
With vases, to one deep in Phidian lore.

How is it, Shadows! that I knew ye not?
How came ye muffled in so hush a masque?
Was it a silent deep-disguised plot
To steal away, and leave without a task
My idle days? Ripe was the drowsy hour;
The blissful cloud of summer-indolence
Benumb'd my eyes; my pulse grew less and less;
Pain had no sting, and pleasure's wreath no flower:
O, why did ye not melt, and leave my sense
Unhaunted quite of all but---nothingness?

A third time came they by;---alas! wherefore?
My sleep had been embroider'd with dim dreams;
My soul had been a lawn besprinkled o'er
With flowers, and stirring shades, and baffled beams:
The morn was clouded, but no shower fell,
Tho' in her lids hung the sweet tears of May;
The open casement press'd a new-leav'd vine,
Let in the budding warmth and throstle's lay;
O Shadows! 'twas a time to bid farewell!
Upon your skirts had fallen no tears of mine.

A third time pass'd they by, and, passing, turn'd
Each one the face a moment whiles to me;
Then faded, and to follow them I burn'd
And ached for wings, because I knew the three;
The first was a fair maid, and Love her name;
The second was Ambition, pale of cheek,
And ever watchful with fatigued eye;
The last, whom I love more, the more of blame
Is heap'd upon her, maiden most unmeek,---
I knew to be my demon Poesy.

They faded, and, forsooth! I wanted wings:
O folly! What is Love! and where is it?
And for that poor Ambition---it springs
From a man's little heart's short fever-fit;
For Poesy!---no,---she has not a joy,---
At least for me,---so sweet as drowsy noons,
And evenings steep'd in honied indolence;
O, for an age so shelter'd from annoy,
That I may never know how change the moons,
Or hear the voice of busy common-sense!

So, ye three Ghosts, adieu! Ye cannot raise
My head cool-bedded in the flowery grass;
For I would not be dieted with praise,
A pet-lamb in a sentimental farce!
Fade sofdy from my eyes, and be once more
In masque-like figures on the dreamy urn;
Farewell! I yet have visions for the night,
And for the day faint visions there is store;
Vanish, ye Phantoms! from my idle spright,
Into the clouds, and never more return! 

Поддержать сайт