Артур Конан Дойль (Arthur Conan Doyle)

«Песни действия» (1898). 21. Тайная комната

В комнатке, мне перешедшей в наследство, 
      Мне, исключительно мне одному, 
Годы терплю я чужое соседство, 
      Годы чужую терплю кутерьму 
Публики пёстрой, где верует каждый     
В то, что кого и чего я ни жаждай, 
Должен я всё позабыть – и однажды 
      Всем существом подчиниться ему! 
 
Вот предо мною солдат здоровенный, 
      Грубый детина, кулачный боец. 
Нынче – растратчик вполне откровенный, 
      Завтра – вполне откровенный купец. 
Сердце любое захочет, – получит 
И разобьёт, если сердце наскучит. 
Совесть его никогда не замучит: 
      Он приручил её, пошлый хитрец! 
 
Рядом – священник, что склонен к расколу 
      (Видно, в душе он – чуть-чуть хулиган!). 
Любит священник воскресную школу, 
      Любит кадило и любит орган. 
Всякую мистику любит он исто, 
Любит он фразу, – была бы цветиста, 
Любит он ближних душой альтруиста 
      Всех – и не только одних христиан. 
 
Третий – сомнений тяжёлое бремя 
      Носит и носит в усталой душе. 
Младшего брата в последнее время 
      В нём признавать начинаю уже. 
Прошлое счёл он печальной ошибкой, 
Твёрдую почву – текучей и зыбкой 
После того, как добавил с улыбкой 
      К слову «учитель» приставочку «лже-». 
 
Тщетно пытается некто четвёртый 
      Преодолеть полосу неудач. 
Вряд ли, с персоною встретясь потёртой, 
      Скажешь впоследствии: тёртый калач! 
Робкий, затурканный жизнью дурацкой, 
Сворой преследуем он адвокатской. 
Жизнь его – спор утомительно-адский, 
      Скрытые слёзы и сдержанный плач. 
 
В комнатке скромной, почти без убранства, 
      С каждой минутой грустней и грустней: 
Тени собой заполняют пространство 
      С каждой минутой тесней и тесней, 
С каждой минутой нервозней и резче. 
Мгла надвигается люто и веще,  
В ней растворяются люди и вещи, 
      Святость и грех растворяются в ней. 
 
Сколько теней здесь, лишь Богу известно. 
      «Пусть, – рассуждаю я, глядя во тьму, – 
Воинство это вполне бестелесно,  
      Тесно становится даже ему». 
Бьются жестоко солдат и мошенник, 
Бьётся отшельник, хоть силой скуденек, 
Из-за меня, – и дрожу, холоденек, 
      Жду и дрожу, что достанусь… Кому? 
 
Если меня неудачник получит, 
      Бедность со мною займётся муштрой. 
Если священник, – он догмой замучит 
      Мыслей моих независимый строй. 
Старые лица, новые лица, – 
Что ещё в жизни со мною случится? 
А – ничего: сомневаясь, влачиться 
      Буду по ней, как и прежней порой.

© Перевод Евг. Фельдмана
8.09.-10.10.2004
Все переводы Евгения Фельдмана

«Songs of Action» (1898). 21. The Inner Room

It is mine – the little chamber,
      Mine alone.
I had it from my forbears
      Years agone.
Yet within its walls I see
A most motley company,
And they one and all claim me
      As their own.

There's one who is a soldier
      Bluff and keen;
Single-minded, heavy-fisted,
      Rude of mien.
He would gain a purse or stake it,
He would win a heart or break it,
He would give a life or take it,
      Conscience-clean.

And near him is a priest
      Still schism-whole;
He loves the censer-reek
      And organ-roll.
He has leanings to the mystic,
Sacramental, eucharistic;
And dim yearnings altruistic
      Thrill his soul.

There's another who with doubts
      Is overcast;
I think him younger brother
      To the last.
Walking wary stride by stride,
Peering forwards anxious-eyed,
Since he learned to doubt his guide
      In the past.

And 'mid them all, alert,
      But somewhat cowed,
There sits a stark-faced fellow,
      Beetle-browed,
Whose black soul shrinks away
From a lawyer-ridden day,
And has thoughts he dare not say
      Half avowed.

There are others who are sitting,
      Grim as doom,
In the dim ill-boding shadow
      Of my room.
Darkling figures, stern or quaint,
Now a savage, now a saint,
Showing fitfully and faint
      Through the gloom.

And those shadows are so dense,
      There may be
Many – very many – more
      Than I see.
They are sitting day and night
Soldier, rogue, and anchorite;
And they wrangle and they fight
      Over me.

If the stark-faced fellow win,
      All is o'er!
If the priest should gain his will,
      I doubt no more!
But if each shall have his day,
I shall swing and I shall sway
In the same old weary way
      As before. 

Поддержать сайт