Уолт Уитмен (Walt Whitman)

Листья травы. 17. Из цикла «Перелетные птицы». 4. Франция (18-й год наших Штатов)

Великое время и место,
Резкий, пронзительный крик новорожденного, который так
      волнует материнское сердце.
Я бродил по берегу Атлантического океана
И услышал над волнами детский голос,
Я увидел чудесного младенца, он проснулся с жалобным плачем.
      от рева пушек, от криков, проклятий, грохота рушившихся
      зданий.
Но я не устрашился ни крови, струящейся по канавам, ни трупов,
      то брошенных, то собранных в кучи, то увозимых в телегах,
Не отчаялся при виде разгула смерти, не убоялся ни ружейной
      пальбы, ни канонады.
Бледный, в суровом молчании, что мог я сказать об этом взрыве
      давнего гнева?
Мог я желать, чтоб человек был иным?
Мог я желать, чтоб народ был из дерева или из камня?
Чтобы не было справедливого воздаяния времен и судьбы?
О Свобода! Подруга моя!
Здесь тоже патроны, картечь и топор припрятаны до грядущего
      часа,
Здесь тоже долго подавляемое нельзя задушить,
Здесь тоже могут восстать наконец, убивая и руша,
Здесь тоже могут собрать недоимки возмездья.
Потому я шлю этот привет через море
И не отрекаюсь от этих страшных родов и кровавых крестин,
Но, вспомнив тоненький плач над волнами, буду ждать
      терпеливо, с надеждой,
И отныне, задумчивый, но убежденный, я сохраню это великое
      наследство для всех стран мира.
С любовью обращаю эти слова к Парижу,
Где, надеюсь, найдутся певцы, что поймут их,
Ведь должна быть жива во Франции музыка тех лет.
О, я слышу, как настраивают инструменты, скоро звук их
      заглушит враждебные голоса,
Я надеюсь, что ветер с востока принесет к нам торжественный
      марш свободы.
Он достигнет сюда, и, от радости обезумев,
Я побегу перелагать его в слова, воздать ему славу, -
И еще пропою тебе песню, подруга моя.

Перевод И. Кашкина

Leaves of Grass. 17. Birds of Passage. 4. France [the 18th Year of these States]

A great year and place
A harsh discordant natal scream out-sounding, to touch the mother's
      heart closer than any yet.

I walk'd the shores of my Eastern sea,
Heard over the waves the little voice,
Saw the divine infant where she woke mournfully wailing, amid the
      roar of cannon, curses, shouts, crash of falling buildings,
Was not so sick from the blood in the gutters running, nor from the single
      corpses, nor those in heaps, nor those borne away in the tumbrils,
Was not so desperate at the battues of death—was not so shock'd at
      the repeated fusillades of the guns.

Pale, silent, stern, what could I say to that long-accrued retribution?
Could I wish humanity different?
Could I wish the people made of wood and stone?
Or that there be no justice in destiny or time?

O Liberty! O mate for me!
Here too the blaze, the grape-shot and the axe, in reserve, to fetch
      them out in case of need,
Here too, though long represt, can never be destroy'd,
Here too could rise at last murdering and ecstatic,
Here too demanding full arrears of vengeance.

Hence I sign this salute over the sea,
And I do not deny that terrible red birth and baptism,
But remember the little voice that I heard wailing, and wait with
      perfect trust, no matter how long,
And from to-day sad and cogent I maintain the bequeath'd cause, as
      for all lands,
And I send these words to Paris with my love,
And I guess some chansonniers there will understand them,
For I guess there is latent music yet in France, floods of it,
O I hear already the bustle of instruments, they will soon be
      drowning all that would interrupt them,
O I think the east wind brings a triumphal and free march,
It reaches hither, it swells me to Joyful madness,
I will run transpose it in words, to justify
I will yet sing a song for you ma femme.

Поддержать сайт