Уолт Уитмен (Walt Whitman)

Листья травы. 8. На Бруклинском перевозе

1

Река, бурлящая подо мной! Тебе смотрю я в лицо!
Вы, тучи на западе, ты, солнце почти на закате, вам
      также смотрю я в лицо.
Толпы мужчин и женщин, в будничных платьях, как все вы мне
      интересны!
И тут, на пароме, сотни и сотни людей, спешащих домой, вы все
      для меня интересней, чем это кажется вам,
Вы все, кто от берега к берегу будете год за годом переезжать
      на пароме, вы чаще в моих размышленьях, чем вам
могло бы казаться.

2

Неощутимую сущность мою я вижу всегда и во всем.
Простой, компактный, слаженный строй, - пускай я распался
      на атомы, пусть каждый из нас распался, - мы все -
      частицы этого строя.
Так было в прошлом, так будет и в будущем,
Всечасные радости жизни - как бусинки в ожерелье -
      при каждом взгляде, при каждом услышанном звуке, везде,
      на прогулке по улицам, при переезде реки,
Теченье, так быстро бегущее, спешащее вместе со мною туда,
      далеко,
И следом за мною - другие, и связь между ними и мной,
Реальность этих других, их жизнь и любовь, и слух, и зренье.
Другие взойдут на паром, чтоб с берега ехать на берег,
Другие будут смотреть, наблюдая теченье,
Другие увидят суда на севере и на западе от Манхаттена,
      и Бруклинские холмы на юге и на востоке,
Другие увидят большие и малые острова,
Полвека пройдет, и на переправе их снова увидят другие,
      и снова солнце увидят, почти перед самым закатом,
И сто лет пройдет, и много еще столетий, и все это снова увидят
      другие,
И будут радоваться закату, и спаду прилива, и обнажившему
      берег отливу.

3

Ничто не помеха - ни время, ни место, и не помеха -
      пространство!
Я с вами, мужчины и женщины нашего поколения и множества
      поколений грядущих,
И то, что чувствуете вы при виде реки или неба - поверьте, это
      же чувствовал я,
И я был участником жизни, частицей живой толпы, такой же,
      как всякий из вас,
Как вас освежает дыханье реки, ее широкий разлив - они и меня
      освежали,
Как вы стоите над ней, опершись о перила, несомые быстрым
      теченьем, так сам я стоял, уносимый,
Как видите вы, так видел и я неисчислимые мачты,
      широкоствольные трубы больших пароходов я видел.
Я сотни раз пересекал эту реку и видел солнечный диск почти
      перед самым закатом,
Я видел декабрьских чаек, я видел, как на недвижных крыльях
      они парят над водой, слегка покачиваясь в полете,
Я видел, как желтый луч зажигает их оперенье,
      но часть его остается в глубокой тени,
Я видел медлительные круги, друг за дружкой бегущие борозды
      от кораблей, направлявшихся к югу,
Я знаю, как небо, по-летнему синее, отражается в тихой воде,
Я знаю, как ослепляет сверкающий солнечный след,
Как выглядит ореол из лучей, подобных тончайшим
      центростремительным спицам, вкруг тени, упавшей
      от моей головы на воду, искрящуюся под солнцем,
Я любовался прозрачной дымкой, окутывающей холмы на юге
      и юго-западе,
Смотрел на дымы, косматые, словно овечье руно,
      и чуть отливавшие фиолетовым,
Смотрел на внешнюю гавань и на входящие в порт корабли,
Следил, как приближались они, и на них были те, кто мне близки,
Я видел белые паруса плывущих шлюпок и шхун и видел суда
      на якоре,
Матросов, крепящих снасти, карабкающихся на мачты,
И круглые мачты, и зыбкие палубы, и змейками вьющиеся
      вымпела,
Большие и малые пароходы, и лоцманов в лоцманских будках,
И белый след за кильватером, и колеса, дрожащие в быстром
      вращенье,
Я флаги всех наций видал, я видел, как опускают их на закате,
Как черпают землю со дна машины, и волны бегут кружевами,
      крутя и дробя свои белые гребешки,
Пространства, бледнеющие вдали, и в доках гранитные серые
      стены портовых складов,
И ввечеру, на светлой воде - темнеющие буксиры, прижавшиеся
      к бортам широких, медлительных барж, и лодки, груженные
      сеном, и кое-где - запоздалые лихтеры,
И там, во тьме, на другом берегу - разверстые зевы плавильных
      печей, пылающих ярко, слепящих глаза, бросающих свет
      на кровли домов и в провалы улиц из черноты, где бешено
      пляшет их красный и желтый огонь.

4

И это, и все, и везде казалось мне точно таким же, каким оно
      кажется вам,
Я очень любил города, я любил величавую, быструю реку,
Все женщины, все мужчины, которых я узнавал, были мне близки,
И так же другие - все те, кто меня вспоминают в прошедшем,
      потому что я видел их в будущем
(Это время придет, хоть я еще здесь - и днем и ночью
      я здесь).

5

Так что же тогда между мной и вами?
Что стоит разница в десять лет или даже в столетья?
И что б это ни было, в этом ли дело, когда ни пространство;
      ни время не могут нас разделить;
И я жил на свете, я Бруклин любил - обильный холмами, был
      он моим,
И я бродил по Манхаттену, и я в омывающих остров соленых
      водах купался,
Меня, как вас, волновали внезапно рождающиеся вопросы,
Днем, среди шумной толпы, они набегали вдруг на меня,
И ночью, когда приходил я домой, когда лежал я в постели,
      они являлись ко мне,
И я возник из водной стихии, из которой возникла вся жизнь,
И, обретя свое тело, обрел я и личность свою,
И то, что я существую, познал через тело свое, и то, чем я мог
      стать, через тело свое и познал бы.

6

Не только на вас падают темные тени,
И на меня извечная тьма бросала тени свои,
Мне лучшее, что сотворил я, казалось пустым, сомнительным,
Но разве и вправду не были мелки те мысли, что мне
      представлялись великими?
Не вам одним известно, что значит зло,
Я тоже знаю, что значит зло,
Я тоже завязывал старый узел противоречий,
Я болтал и смущался, лгал, возмущался, крал и завидовал,
Я был похотлив, коварен и вспыльчив, - мне стыдно сказать,
      какие таил я желанья,
Я был капризен, тщеславен, жаден, я был пустозвон, лицемер,
      зложелатель и трус,
И волк, и свинья, и змея - от них и во мне было многое,
Обманчивый взгляд, скабрезная речь, прелюбодейные мысли -
      всем этим грешил и я сам,
Упрямство, ненависть, лень, надменность и даже подлость -
      во всем этом был я повинен.
Я был такой же, как все, и жил я так же, как все.
Но шел ли я мимо иль приближался - меня называли по имени
      звонкие, громкие, юные голоса,
Когда я стоял, я чувствовал на шее их руки, когда я сидел, меня
      небрежно касалось их тело,
Я видел многих, кого любил, на улице, на пароме,
      в общественных залах - но я никогда не говорил им ни
      слова,
Я жил одною жизнью со всеми, я так же смеялся, терзался
      и спал,
Играл свою роль, как пристало актеру или актрисе,
Все ту же старую роль, которая - как сумеешь - будет великой,
Иль малой, если не сдюжишь, или великой и малою вместе.

7

И вот я к вам приближаюсь,
Как думаете вы теперь обе мне, так думал я прежде о вас - я
      готовился к вашему приходу.
Я долго, серьезно думал о вас прежде, чем вы родились.
Кто мог предвидеть, что так оно будет?
Кто знает, как я этому рад?
Кто знает - а что, если я, несмотря на все разделившее нас
      расстояние, в эти минуты смотрю на вас, хоть вам-то мена
      не дано увидеть.

8

Ах, что может быть величавей, что может быть для меня
      прекрасней, чем этот Манхаттен, вздыбленный мачтами?
Моя река, и закат, и кружевные шалящие волны прилива?
И чайки, покачивающие корпус, и в сумерках лодки, груженные
      сеном, и кое-где запоздалые лихтеры?
Какие боги прекраснее тех, кто пожимает мне руку, чьи голоса,
      любимые мной, зовут меня быстро и громко по имени,
      когда я приближаюсь?
Что может быть крепче бесплотных уз, надежно меня связавших
      и с женщиной и с мужчиной, которые смотрят мне в лицо?
Что с вами сплавляет меня теперь и в вас перельет мои мысли?
Не правда ли, мы понимаем друг друга?
Что я обещаю без слов - вы разве не приняли молча?
Чему не научит ученье, чего не достигнет и проповедь -
      достигнуто нами, не правда ли?

9

Струись, река, поднимайся вместе с приливом и снова отхлынь,
      когда настанет отлив!
Шалите, играйте, гребенчатые, закрученные барашками волны!
Закатные, многоцветные облака! Своей красотой захлестните
      меня и все поколенья мужчин и женщин, которым явиться -
      после меня!
Переезжайте от берега к берегу, несметные, шумные толпы!
Вздымайтесь, высокие мачты Маннахатты! Вздымайтесь,
      прекрасные всхолмия Бруклина!
Пульсируй, мой любознательный мозг! Ставь вопросы и сам
      ответствуй!
Вглядись в извечный поток явлений!
Гляди, влюбленный и жаждущий взор, на улицы, в жилища,
      в большие общественные залы!
Звучите, юные голоса! И громко и музыкально зовите меня
      по имени!
Живи, старуха жизнь! Играй свою роль, как подобает актеру или
      актрисе!
Играй свою старую роль, которая велика иль мала - зависит от
      каждого, кем эта роль создается!
Представьте все, кто читает меня: а вдруг, невидимый вами,
      теперь смотрю я на вас;
Вы крепкими будьте, перила, и впредь, чтобы поддерживать тех,
      кто праздно облокотился и все же спешит вслед
      за спешащей рекой;
Летите, птицы морские! Летите вдаль или чертите круги, - большие
      круги высоко над водою;
А вы принимайте летнее небо, вы, синие воды, держите его, чтоб
      каждый опущенный взор мог досыта им насладиться;
Лучитесь, тончайшие спицы света, вкруг тени от моей головы иль
      от другой головы на освещенной солнцем воде!
Вы, корабли у входа в гавань! Плывите туда иль обратно, - ты,
      белопарусный шлюп, вы, лихтеры, быстрые шхуны!
Вздымайтесь гордо, флаги всех наций! И опускайтесь в свой час
      на закате!
Взметайте свой пламень ввысь, плавильные печи! Бросайте
      в сумерки черные тени! Бросайте на крыши домов
то красный, то желтый свет!
Явленья, отныне и впредь являйте сущность свою!
А ты, неизбежный покров, продолжай обволакивать душу.
Над телом моим для меня, над вашим телом для вас пусть реет
      божественный наш аромат,
Цветите, вы, города, - несите к ним грузы свои, несите свое
      полноводье, широкие, сильные реки,
Растите, и ширьтесь, и будьте выше всего, что явлено в царстве
      Духа,
Материя, существуй, ибо что же другое бессмертно!
Вы ждали, безгласные лики, вы ждете, всегда прекрасны,
И мы принимаем вас, не колеблясь, мы жаждем вас неизменно,
А вы не отринете нас, пред нами не затаитесь,
Вы наша помощь во всем, мы вас не отвергнем - мы вас
      утверждаем в себе,
Мы вас не исследуем, нет! - Мы просто вас любим - ибо вы
      совершенны.
Вы отдаете лепту вечности,
И - велики вы или малы - вы отдаете лепту душе.

Перевод Вильгельма Левика

Leaves of Grass. 8. Crossing Brooklyn Ferry

      1

Flood-tide below me! I see you face to face!
Clouds of the west—sun there half an hour high—I see you also face
      to face.

Crowds of men and women attired in the usual costumes, how curious
      you are to me!
On the ferry-boats the hundreds and hundreds that cross, returning
      home, are more curious to me than you suppose,
And you that shall cross from shore to shore years hence are more
      to me, and more in my meditations, than you might suppose.

      2

The impalpable sustenance of me from all things at all hours of the day,
The simple, compact, well-join'd scheme, myself disintegrated, every
      one disintegrated yet part of the scheme,
The similitudes of the past and those of the future,
The glories strung like beads on my smallest sights and hearings, on
      the walk in the street and the passage over the river,
The current rushing so swiftly and swimming with me far away,
The others that are to follow me, the ties between me and them,
The certainty of others, the life, love, sight, hearing of others.

Others will enter the gates of the ferry and cross from shore to shore,
Others will watch the run of the flood-tide,
Others will see the shipping of Manhattan north and west, and the
      heights of Brooklyn to the south and east,
Others will see the islands large and small;
Fifty years hence, others will see them as they cross, the sun half
      an hour high,
A hundred years hence, or ever so many hundred years hence, others
      will see them,
Will enjoy the sunset, the pouring-in of the flood-tide, the
      falling-back to the sea of the ebb-tide.

      3

It avails not, time nor place—distance avails not,
I am with you, you men and women of a generation, or ever so many
      generations hence,
Just as you feel when you look on the river and sky, so I felt,
Just as any of you is one of a living crowd, I was one of a crowd,
Just as you are refresh'd by the gladness of the river and the
      bright flow, I was refresh'd,
Just as you stand and lean on the rail, yet hurry with the swift
      current, I stood yet was hurried,
Just as you look on the numberless masts of ships and the
      thick-stemm'd pipes of steamboats, I look'd.

I too many and many a time cross'd the river of old,
Watched the Twelfth-month sea-gulls, saw them high in the air
      floating with motionless wings, oscillating their bodies,
Saw how the glistening yellow lit up parts of their bodies and left
      the rest in strong shadow,
Saw the slow-wheeling circles and the gradual edging toward the south,
Saw the reflection of the summer sky in the water,
Had my eyes dazzled by the shimmering track of beams,
Look'd at the fine centrifugal spokes of light round the shape of my
      head in the sunlit water,
Look'd on the haze on the hills southward and south-westward,
Look'd on the vapor as it flew in fleeces tinged with violet,
Look'd toward the lower bay to notice the vessels arriving,
Saw their approach, saw aboard those that were near me,
Saw the white sails of schooners and sloops, saw the ships at anchor,
The sailors at work in the rigging or out astride the spars,
The round masts, the swinging motion of the hulls, the slender
      serpentine pennants,
The large and small steamers in motion, the pilots in their pilothouses,
The white wake left by the passage, the quick tremulous whirl of the wheels,
The flags of all nations, the falling of them at sunset,
The scallop-edged waves in the twilight, the ladled cups, the
      frolic-some crests and glistening,
The stretch afar growing dimmer and dimmer, the gray walls of the
      granite storehouses by the docks,
On the river the shadowy group, the big steam-tug closely flank'd on
      each side by the barges, the hay-boat, the belated lighter,
On the neighboring shore the fires from the foundry chimneys burning
      high and glaringly into the night,
Casting their flicker of black contrasted with wild red and yellow
      light over the tops of houses, and down into the clefts of streets.

      4

These and all else were to me the same as they are to you,
I loved well those cities, loved well the stately and rapid river,
The men and women I saw were all near to me,
Others the same—others who look back on me because I look'd forward
      to them,
(The time will come, though I stop here to-day and to-night.)

      5

What is it then between us?
What is the count of the scores or hundreds of years between us?

Whatever it is, it avails not—distance avails not, and place avails not,
I too lived, Brooklyn of ample hills was mine,
I too walk'd the streets of Manhattan island, and bathed in the
      waters around it,
I too felt the curious abrupt questionings stir within me,
In the day among crowds of people sometimes they came upon me,
In my walks home late at night or as I lay in my bed they came upon me,
I too had been struck from the float forever held in solution,
I too had receiv'd identity by my body,
That I was I knew was of my body, and what I should be I knew I
      should be of my body.

      6

It is not upon you alone the dark patches fall,
The dark threw its patches down upon me also,
The best I had done seem'd to me blank and suspicious,
My great thoughts as I supposed them, were they not in reality meagre?
Nor is it you alone who know what it is to be evil,
I am he who knew what it was to be evil,
I too knitted the old knot of contrariety,
Blabb'd, blush'd, resented, lied, stole, grudg'd,
Had guile, anger, lust, hot wishes I dared not speak,
Was wayward, vain, greedy, shallow, sly, cowardly, malignant,
The wolf, the snake, the hog, not wanting in me.
The cheating look, the frivolous word, the adulterous wish, not wanting,

Refusals, hates, postponements, meanness, laziness, none of these wanting,
Was one with the rest, the days and haps of the rest,
Was call'd by my nighest name by clear loud voices of young men as
      they saw me approaching or passing,
Felt their arms on my neck as I stood, or the negligent leaning of
      their flesh against me as I sat,
Saw many I loved in the street or ferry-boat or public assembly, yet
      never told them a word,
Lived the same life with the rest, the same old laughing, gnawing, sleeping,
Play'd the part that still looks back on the actor or actress,
The same old role, the role that is what we make it, as great as we like,
Or as small as we like, or both great and small.

      7

Closer yet I approach you,
What thought you have of me now, I had as much of you—I laid in my
      stores in advance,
I consider'd long and seriously of you before you were born.

Who was to know what should come home to me?
Who knows but I am enjoying this?
Who knows, for all the distance, but I am as good as looking at you
      now, for all you cannot see me?

      8

Ah, what can ever be more stately and admirable to me than
      mast-hemm'd Manhattan?
River and sunset and scallop-edg'd waves of flood-tide?
The sea-gulls oscillating their bodies, the hay-boat in the
      twilight, and the belated lighter?
What gods can exceed these that clasp me by the hand, and with voices I
      love call me promptly and loudly by my nighest name as approach?
What is more subtle than this which ties me to the woman or man that
      looks in my face?
Which fuses me into you now, and pours my meaning into you?

We understand then do we not?
What I promis'd without mentioning it, have you not accepted?
What the study could not teach—what the preaching could not
      accomplish is accomplish'd, is it not?

      9

Flow on, river! flow with the flood-tide, and ebb with the ebb-tide!
Frolic on, crested and scallop-edg'd waves!
Gorgeous clouds of the sunset! drench with your splendor me, or the
      men and women generations after me!
Cross from shore to shore, countless crowds of passengers!
Stand up, tall masts of Mannahatta! stand up, beautiful hills of Brooklyn!
Throb, baffled and curious brain! throw out questions and answers!
Suspend here and everywhere, eternal float of solution!
Gaze, loving and thirsting eyes, in the house or street or public assembly!
Sound out, voices of young men! loudly and musically call me by my
      nighest name!
Live, old life! play the part that looks back on the actor or actress!
Play the old role, the role that is great or small according as one
      makes it!
Consider, you who peruse me, whether I may not in unknown ways be
      looking upon you;
Be firm, rail over the river, to support those who lean idly, yet
      haste with the hasting current;
Fly on, sea-birds! fly sideways, or wheel in large circles high in the air;
Receive the summer sky, you water, and faithfully hold it till all
      downcast eyes have time to take it from you!
Diverge, fine spokes of light, from the shape of my head, or any
      one's head, in the sunlit water!
Come on, ships from the lower bay! pass up or down, white-sail'd
      schooners, sloops, lighters!
Flaunt away, flags of all nations! be duly lower'd at sunset!
Burn high your fires, foundry chimneys! cast black shadows at
      nightfall! cast red and yellow light over the tops of the houses!
Appearances, now or henceforth, indicate what you are,
You necessary film, continue to envelop the soul,
About my body for me, and your body for you, be hung our divinest aromas,
Thrive, cities—bring your freight, bring your shows, ample and
      sufficient rivers,
Expand, being than which none else is perhaps more spiritual,
Keep your places, objects than which none else is more lasting.

You have waited, you always wait, you dumb, beautiful ministers,
We receive you with free sense at last, and are insatiate henceforward,
Not you any more shall be able to foil us, or withhold yourselves from us,
We use you, and do not cast you aside—we plant you permanently within us,
We fathom you not—we love you—there is perfection in you also,
You furnish your parts toward eternity,
Great or small, you furnish your parts toward the soul.

Поддержать сайт