Уолт Уитмен (Walt Whitman)

Листья травы. 6. Salut au Monde!

1

О, возьми мою руку, Уолт Уитмен!
Какое мельканье чудес! Какие краски и звуки!
Какая цепь бесконечных звеньев, каждое связано с другим!
Каждое слито со всеми, каждое вместе со всеми владеет землей.
Какие просторы в тебе, Уолт Уитмен?
Какие волны и земли возникли?
Какие пояса, страны и люди?
Какие дети, одни играют, другие спят?
Кто эти девушки? Эти замужние женщины?
Кто эти старые люди, что медленно движутся, опираясь друг
      на друга?
Какие это реки? Какие леса и плоды?
Как называются эти высокие горы в дымчатой мгле?
Что за миллионы жилищ, наполненных людьми?

2

Во мне расширяется широта, удлиняется долгота;
Азия, Африка, Европа - на востоке, а на западе - Америка;
Выпуклость земного шара опоясал жаркий экватор,
Земная ось вращает Северный полюс и Южный;
Во мне - самый длинный день, солнце косо кружит, не скрываясь
      по целым месяцам,
Во мне - полуночное солнце, оно не опускается за горизонт,
Во мне - пояса, моря, водопады, заросли, вулканы, архипелаги,
Малайские, полинезийские и вест-индские острова.

3

Что слышишь ты, Уолт Уитмен?
Я слышу, как поет рабочий, как поет жена фермера,
Я слышу вдали голоса детей и крики животных рано утром,
Я слышу крик австралийцев в погоне за дикой лошадью,
Я слышу, как пляшут испанцы в тени каштанов под звуки
      кастаньет, трехструнной скрипки, гитары,
Я слышу непрерывный гул с Темзы.
Я слышу буйные французские песни свободы,
Я слышу певучий речитатив итальянского гондольера,
Я слышу шелестящий шум саранчи, она, словно град из тучи,
      бьет по хлебам и травам Сирии,
Я слышу, как грустный напев копта на закате припадает к темной
      груди кормильца Нила,
Я слышу гортанный щебет мексиканца-погонщика и бубенчик
      мула,
Я слышу призыв муэдзина-араба с высокого минарета,
Я слышу возглас священника у алтаря и отклик баса и сопрано,
Я слышу казачий окрик и голоса моряков, выходящих в Охотское
      море,
Я слышу стоны тяжело бредущих рабов, скованных по двое и
      трое ножными и ручными цепями.
Я слышу, как еврей читает псалмы и молитвы,
Я слышу певучие мифы греков и суровые легенды римлян,
Я слышу рассказ о божественной жизни и мученической смерти
      прекрасного бога Христа,
Я слышу, как индус повествует своему ученику о любви, о битвах,
      изречениях, дошедших до наших дней от поэтов, писавших
      три тысячи лет назад.

4

Что видишь ты, Уолт Уитмен?
Кого приветствуешь ты и кто друг за другом приветствует тебя?
Я вижу чудесный шар, несущийся в пространстве,
Я вижу на нем крошечные фермы, деревушки, руины, кладбища,
      тюрьмы, фабрики, дворцы, лачуги, хижины дикарей, шатры
      кочевников,
Я вижу его затененную половину, где люди спят, и другую
      половину, освещенную солнцем,
Я вижу волшебную смену света и тени,
Я вижу дальние страны, такие же близкие, родные их жителям,
      как моя страна мне.
Я вижу обильные воды,
Я вижу высокие пики, вижу горные цепи Анд и Аллеган,
Я вижу ясно Гималаи, Тянь-Шань, Алтай, Гаты,
Я вижу гигантские вершины Эльбруса, Казбека, Базар-Дюзи,
Я вижу Альпы Штирии, Карнийские Альпы,
Я вижу Пиренеи, Балканы, Карпаты, Доврефьель и у моря
      вулкан Геклу,
Я вижу Везувий и Этну, и Лунные горы, и Красные горы
      Мадагаскара,
Я вижу пустыни Ливии, Аравии, Азии,
Я вижу грозные айсберги Арктики, Антарктики,
Я вижу океаны - Атлантический, Тихий, - воды Мексики,
      Бразилии, Перу,
Воды Индостана, Китайское море, Гвинейский залив,
Воды Японии, чудесную - бухту Нагасаки, охваченную подковой
      гор,
Балтику, Ботнический залив, Каспий, берега Британии,
      Бискайский залив,
Солнечное Средиземное море со всеми его островами,
Белое море и море вокруг Гренландии.
Я вижу моряков всего мира,
Вижу, как борются они с бурями, как стоят ночью на вахте,
Как безнадежно дрейфуют, как тяжко болеют.
Я вижу парусники и пароходы всего мира, в портах и в плавании,
Вижу, как огибают суда мыс Бурь, Зеленый мыс, мыс
      Гвардафуй, Бон и Богадор,
Как плывут суда у мыса Дондра, и у мыса Лопатка, и в
      Зондском, и в Беринговом проливе,
И у мыса Горн, и в Мексиканском заливе, и у Кубы, у Гаити,
      и в Гудзоновом и Баффиновом заливе,
Как проходят суда пролив у Дувра, входят в залив Уош,
Солуэй-Ферт, огибают мыс Клир, Лэндс-Энд,
Как входят суда в залив Зейдер-Зе, Шельды,
Как суда посещают и покидают Гибралтар, Дарданеллы,
Как пробивают суда дорогу в северных льдах,
Как плывут суда вниз и вверх по Оби, Лене,
По Нигеру, Конго, по Инду, Брамапутре и Меконгу,
Как стоят черные, быстроходные суда в портах Австралии,
Стоят в портах Ливерпуля, Глазго, Дублина, Марселя,
Лиссабона, Неаполя, Гамбурга, Бремена, Бордо, Гааги,
      Копенгагена,
Как ожидают отплытия в Вальпараисо, Рио-де-Жанейро,
      в Панаме.
Как стоят суда у причалов в Бостоне, Филадельфии,
Балтиморе, Чарлстоне, Новом Орлеане, Галвестоне,
      Сан-Франциско.

5

Я вижу железные дороги всей земли,
Я вижу железные дороги Великобритании, Европы,
Я вижу их в Азии, Африке.
Я вижу телеграфные линии всей земли,
Я вижу нити известий о войнах, смертях, потерях, удачах,
      страстях всего человечества.
Я вижу течение рек всей земли,
Я вижу Амазонку и Парагвай,
Я вижу четыре великих реки Китая - Амур, Желтую реку,
      Янцзы и Жемчужную,
Я вижу, как текут Сена, Дунай, Луара, Рона и Гвадалквивир,
Я вижу извивы Волги, Днепра, Одера,
Я вижу тосканцев на Арно и венецианцев у реки По,
Я вижу, как греческие моряки отплывают из залива Эгины.

6

Я вижу просторы древней Ассирии, Персии, Индии,
Я вижу, как Ганг перекатывается через высокую гряду
      Саукары.
Я вижу места, где божество воплощалось в человека,
Где сменяли друг друга священники, оракулы, жрецы, брамины,
      сабеи, ламы, монахи, муфтии, проповедники,
Вижу, как друиды шли по рощам Моны, вижу омелу
      и вербену,
Вижу храмы, где покоятся мертвые боги, вижу древних
      прорицателей.
Я вижу Христа, преломляющего хлеб на тайной вечере
      в окружении юношей и старцев,
Вижу молодого божественного силача Геркулеса - он
      самоотверженно, долго работает и затем умирает,
Вижу безгрешную привольную жизнь и несчастную судьбу
      прекрасного сына ночи, пышнотелого Вакха,
Вижу Нефа, цветущего, всего в голубом, в венке из перьев,
Вижу Гермеса, всегда нежданного, - он умирает, любимый
      всеми, и говорит народу: «Не надо меня оплакивать,
Это не моя страна, из моей истинной страны я был изгнан,
      сейчас я туда возвращаюсь,
Возвращаюсь в небесные сферы, куда каждый уйдет в свое
      время».

7

Я вижу поля сражений на всей земле - на них буйно растет
      трава, и цветы, и пшеница,
Я вижу следы походов - недавних и древних.
Я вижу безыменные руины - почтенные памятники неведомых
      событий, героев - летопись земли.
Я вижу края, воспетые в сагах,
Вижу сосны и ели, терзаемые северным ветром,
Вижу гранитные валуны и утесы, вижу зеленые луга и озера,
Вижу каменные могилы скандинавских воинов,
Вижу, как они высятся по берегам немолчного океана,
      чтобы души мертвых, когда им надоедает пребывать в покое
      могил, выходили из них любоваться кипением волн,
      слушать штормы, ощущать бесконечность, свободу, деянье.
Я вижу азиатские степи,
Вижу могильники Монголии, вижу юрты калмыков и башкиров,
Вижу племена кочевников с их стадами,
Вижу плоскогорья, прорезанные лощинами, вижу джунгли
      и пустыни,
Вижу верблюдов, диких коней, стаи дроф, отары курдючных
      овец, стада антилоп, вижу степного волка.
Я вижу горы Абиссинии,
Вижу, как там щиплют траву козы, растет инжир, тамаринд
      и финиковая пальма,
Вижу посевы теффа, отливающие золотым и зеленым.
Я вижу бразильских вакейро,
Вижу, как боливиец поднимается на гору Сората,
Вишу, как гаучо, несравненный наездник, скачет по равнине
      с лассо на руке,
Вижу, как гонятся по пампасам за диким скотом, добывая
      шкуры.

8

Я вижу снега и льды,
Вижу остроглазых самоедов и финнов,
Вижу охотника на тюленей - он в лодке, он уже кинул гарпун,
Вижу, как житель Сибири едет на легких нартах, с собачьей
      упряжкой,
Вижу добытчиков нерпы, китобоев на крайнем юге Тихого
      океана и в Северной Атлантике,
Вижу скалы, ледники, стремительные потоки и долины
Швейцарии, - зима там долга, нелегко от селенья к селенью
      добраться.

9

Я вижу города земли, я живу в них, какой бы то город ни был:
Я - истинный парижанин,
Я житель Вены и Петербурга, Берлина и Константинополя,
Я поселяюсь в Аделаиде, Сиднее, Мельбурне,
Я в Лондоне, Манчестере, Бристоле, Эдинбурге, Лимерике,
Я в Мадриде, Кадиксе, Барселоне, Опорто, Лионе, Брюсселе,
      Берне, Франкфурте, Штутгарте, Турине, Флоренции,
Я на улицах Москвы, Кракова, Варшавы - или еще на север, -
      в Христиании, или Стокгольме, или в сибирском Иркутске,
      или где-то в Исландии,
Я опускаюсь на все эти города и вновь поднимаюсь.

10

Я вижу туман над неведомыми странами,
Вижу дикарей, вижу луки и стрелы, отравленные наконечники
      и фетиши.
Я вижу города Африки и Азии,
Вижу Алжир, Триполи, Дерну, Могадор, Тимбукту, Монровию,
Вижу толпы Пекина, Кантона, Бенареса, Дели, Калькутты,
      Токио,
Вижу негра Либерии в хижине, и дагомейца и ашантийца
      в хижине,
Вижу турка - он курит опий в Алеппо, -
Вижу красочные толпы на базарах Хивы и Герата,
Вижу Тегеран, вижу Маскат и Медину и в зыбучих песках
      с трудом пробирающиеся караваны,
Вижу Египет и египтян, пирамиды и обелиски,
Я вглядываюсь в надписи, высеченные на плитах песчаника или
      гранита, рассказывающие о царях-победителях, о древних
      династиях,
Я вижу Мемфис и его саркофаги - в них мумии, туго обвернутые
      в льняную ткань, лежат много столетий,
Я гляжу на убитого в сраженье фиванца - у него большие
      выпуклые глаза, скошена шея, руки скрещены на груди.
Я смотрю на всех подневольных, на слуг за работой,
Я смотрю на всех, кто томится в тюрьмах,
Смотрю на калек, какие ни есть на земле,
На слепых, глухонемых, на кретинов, горбунов и помешанных,
На пиратов, воров, предателей, убийц и работорговцев - какие
      ни есть на земле, -
На беспомощных детей, на беспомощных стариков и старух.
Я вижу мужчин и женщин повсюду,
Я вижу светлое братство мыслителей,
Я вижу творческий дух человечества,
Вижу плоды упорства и трудолюбия рода людского,
Я вижу все звания, все цвета кожи, варварство и
      цивилизацию - я иду к ним, никого не чуждаясь,
Я приветствую всех, кто живет на земле.

11

Кто бы ты ни был!
Ты, англичанка или англичанин!
Ты, сын могучих славянских племен и царств! Ты, русский
      в России!
Ты, пришедший из темных глубин, чернокожий, с божественной
      душой африканец - рослый, благородных пропорций,
с чудесно изваянной головой - у тебя высокое назначение,
      такое же высокое, как у меня!
Ты, норвежец! Швед! Датчанин! Исландец! Ты, житель
      Пруссии!
Ты, испанец в Испании! Ты, португалец!
Ты, француженка или француз во Франции!
Ты, бельгиец! Ты, влюбленный в свободу сын Нидерландов (от
      твоего корня пошел и мой собственный род),
Ты, стойкий австриец! Ты, ломбардец! Мадьяр! Богемец!
      Крестьянин из Штирии!
Вы, кто живет по Дунаю!
Ты, рабочий с Рейна, Эльбы, Везера! И ты, работница!
Ты, сардинец! Баварец! Шваб! Саксонец! Румын! Болгарин!
Ты, житель Рима! Неаполя! Греции!
Ты, стройный и гибкий матадор на арене в Севилье!
Ты, не ведающий законов горец Тавра или Кавказа!
Ты, бухарец, стерегущий в полях табуны кобылиц и жеребцов!
Ты, изящный перс, на всем скаку с седла посылающий стрелы
      в цель!
Ты, китаец или китаянка в Китае! Ты, татарин в Татарии!
Вы, женщины всей земли, делающие свое дело!
Ты, еврей, на старости лет пустившийся в опасное странствие,
      чтобы хоть раз взглянуть на Сирийскую землю!
Вы, евреи всех стран, ждущие своего мессию!
Ты, задумчивый армянин, размышляющий где-нибудь на
Евфрате! Мечтательно разглядывавший развалины
      Ниневии! Поднимающийся на Арарат!
Ты, усталый паломник, с радостью завидевший вдали сиянье
      минаретов Мекки!
Вы, шейхи, правящие своими семьями и племенами от Суэца до
      Баб-эль-Мандеба!
Ты, садовник, лелеющий свои оливы в садах Назарета, Дамаска,
      Тиверии!
Ты, тибетский купец, торгующий в диких горах или в лавках
      Лхасы!
Вы, японцы, мужчины и женщины! Ты, житель Мадагаскара,
      Цейлона, Суматры, Борнео!
Вы, жители Азии, Африки, Европы, Австралии, всех
      континентов!
Вы, кто живет на бесчисленных островах и архипелагах!
Вы, люди грядущих столетий, которые услышат меня!
И вы, кто б вы ни были и где бы ни жили, кого я не назвал!
Привет вам! Привет и любовь от меня и Америки!
Каждый из нас неминуем,
Каждый из нас безграничен - каждый из нас обладает правом
      на эту землю,
Каждый из нас несет в себе вечные цели земли,
Каждый из нас в равной мере божественен.

12

Ты, готтентот, с твоим щелкающим языком! Вы, толпы людей
      с круто вьющимися волосами,
Вы, рабы, истекающие потом и кровью!
Вы, африканцы с непроницаемо темными, резкими лицами!
Вы, бедные кобу, на которых все смотрят с высокомерием, хотя
      у вас есть и язык и душа!
Вы, низкорослые камчадалы, гренландцы, лапландцы!
Ты, австралиец, голый, с грязновато-красной кожей,
      с выпяченными губами, униженный, вечно в поисках
      пропитанья!
Ты, кафр, бербер, суданец!
Ты, изможденный пустыней, невежественный бедуин!
Вы, зачумленные толпы Мадраса, Нанкина, Кабула, Каира!
Ты, темный насельник Амазонки! Ты, патагонец! Ты, житель
      Фиджи!
Я не ставлю и вас слишком низко по сравнению с другими,
Я не скажу против вас ни слова, как бы вы ни отстали
(В свое время вы двинетесь вперед и встанете рядом со мною).

13

Моя душа, полная состраданья и решимости, пронеслась
      над всею землей;
Я всюду искал равных себе, дорогих друзей, и нашел их - они
      ждут меня всюду,
Я уверен: что-то божественное делает их равными мне.
Я поднимался вместе с вами, туманы, плыл к далеким
      континентам и опускался там вместе с вами,
Я дул вместе с вами, ветры,
Я припадал к каждому берегу вместе с вами, воды,
Я протекал вместе с вами, потоки и реки земли,
Я замедлял свой полет на полуостровах и высоких скалах, чтоб
      крикнуть оттуда:
"Salut au Monde!"
Во все города, куда проникает свет и тепло, проникаю и я,
Ко всем островам, куда птицы стремят свой полет, стремлю свой
      полет и я.
Всем, всем от имени Америки
Я протягиваю высоко поднятую руку, подаю знак,
Чтобы он был виден вечно повсюду,
Из всех городов и селений, из всех жилищ человека. 

Перевод М. Зенкевича и Н. Банникова

Leaves of Grass. 6. Salut au Monde!

      1

O take my hand Walt Whitman!
Such gliding wonders! such sights and sounds!
Such join'd unended links, each hook'd to the next,
Each answering all, each sharing the earth with all.

What widens within you Walt Whitman?
What waves and soils exuding?
What climes? what persons and cities are here?
Who are the infants, some playing, some slumbering?
Who are the girls? who are the married women?
Who are the groups of old men going slowly with their arms about
      each other's necks?
What rivers are these? what forests and fruits are these?
What are the mountains call'd that rise so high in the mists?
What myriads of dwellings are they fill'd with dwellers?

      2

Within me latitude widens, longitude lengthens,
Asia, Africa, Europe, are to the east—America is provided for in the west,
Banding the bulge of the earth winds the hot equator,
Curiously north and south turn the axis-ends,
Within me is the longest day, the sun wheels in slanting rings, it
      does not set for months,
Stretch'd in due time within me the midnight sun just rises above
      the horizon and sinks again,
Within me zones, seas, cataracts, forests, volcanoes, groups,
Malaysia, Polynesia, and the great West Indian islands.

      3

What do you hear Walt Whitman?

I hear the workman singing and the farmer's wife singing,
I hear in the distance the sounds of children and of animals early
      in the day,
I hear emulous shouts of Australians pursuing the wild horse,
I hear the Spanish dance with castanets in the chestnut shade, to
      the rebeck and guitar,
I hear continual echoes from the Thames,
I hear fierce French liberty songs,
I hear of the Italian boat-sculler the musical recitative of old poems,
I hear the locusts in Syria as they strike the grain and grass with
      the showers of their terrible clouds,
I hear the Coptic refrain toward sundown, pensively falling on the
      breast of the black venerable vast mother the Nile,
I hear the chirp of the Mexican muleteer, and the bells of the mule,
I hear the Arab muezzin calling from the top of the mosque,
I hear the Christian priests at the altars of their churches, I hear
      the responsive base and soprano,
I hear the cry of the Cossack, and the sailor's voice putting to sea
      at Okotsk,
I hear the wheeze of the slave-coffle as the slaves march on, as the
      husky gangs pass on by twos and threes, fasten'd together
      with wrist-chains and ankle-chains,
I hear the Hebrew reading his records and psalms,
I hear the rhythmic myths of the Greeks, and the strong legends of
      the Romans,
I hear the tale of the divine life and bloody death of the beautiful
      God the Christ,
I hear the Hindoo teaching his favorite pupil the loves, wars,
      adages, transmitted safely to this day from poets who wrote three
      thousand years ago.

      4

What do you see Walt Whitman?
Who are they you salute, and that one after another salute you?
I see a great round wonder rolling through space,
I see diminute farms, hamlets, ruins, graveyards, jails, factories,
      palaces, hovels, huts of barbarians, tents of nomads upon the surface,
I see the shaded part on one side where the sleepers are sleeping,
      and the sunlit part on the other side,
I see the curious rapid change of the light and shade,
I see distant lands, as real and near to the inhabitants of them as
      my land is to me.

I see plenteous waters,
I see mountain peaks, I see the sierras of Andes where they range,
I see plainly the Himalayas, Chian Shahs, Altays, Ghauts,
I see the giant pinnacles of Elbruz, Kazbek, Bazardjusi,
I see the Styrian Alps, and the Karnac Alps,
I see the Pyrenees, Balks, Carpathians, and to the north the
      Dofrafields, and off at sea mount Hecla,
I see Vesuvius and Etna, the mountains of the Moon, and the Red
      mountains of Madagascar,
I see the Lybian, Arabian, and Asiatic deserts,
I see huge dreadful Arctic and Antarctic icebergs,
I see the superior oceans and the inferior ones, the Atlantic and
      Pacific, the sea of Mexico, the Brazilian sea, and the sea of Peru,
The waters of Hindustan, the China sea, and the gulf of Guinea,
The Japan waters, the beautiful bay of Nagasaki land-lock'd in its
      mountains,
The spread of the Baltic, Caspian, Bothnia, the British shores, and
      the bay of Biscay,
The clear-sunn'd Mediterranean, and from one to another of its islands,
The White sea, and the sea around Greenland.

I behold the mariners of the world,
Some are in storms, some in the night with the watch on the lookout,
Some drifting helplessly, some with contagious diseases.

I behold the sail and steamships of the world, some in clusters in
      port, some on their voyages,
Some double the cape of Storms, some cape Verde, others capes
      Guardafui, Bon, or Bajadore,
Others Dondra head, others pass the straits of Sunda, others cape
      Lopatka, others Behring's straits,
Others cape Horn, others sail the gulf of Mexico or along Cuba or
      Hayti, others Hudson's bay or Baffin's bay,
Others pass the straits of Dover, others enter the Wash, others the
      firth of Solway, others round cape Clear, others the Land's End,
Others traverse the Zuyder Zee or the Scheld,
Others as comers and goers at Gibraltar or the Dardanelles,
Others sternly push their way through the northern winter-packs,
Others descend or ascend the Obi or the Lena,
Others the Niger or the Congo, others the Indus, the Burampooter
      and Cambodia,
Others wait steam'd up ready to start in the ports of Australia,
Wait at Liverpool, Glasgow, Dublin, Marseilles, Lisbon, Naples,
Hamburg, Bremen, Bordeaux, the Hague, Copenhagen,
Wait at Valparaiso, Rio Janeiro, Panama.

      5

I see the tracks of the railroads of the earth,
I see them in Great Britain, I see them in Europe,
I see them in Asia and in Africa.

I see the electric telegraphs of the earth,
I see the filaments of the news of the wars, deaths, losses, gains,
      passions, of my race.

I see the long river-stripes of the earth,
I see the Amazon and the Paraguay,
I see the four great rivers of China, the Amour, the Yellow River,
      the Yiang-tse, and the Pearl,
I see where the Seine flows, and where the Danube, the Loire, the
      Rhone, and the Guadalquiver flow,
I see the windings of the Volga, the Dnieper, the Oder,
I see the Tuscan going down the Arno, and the Venetian along the Po,
I see the Greek seaman sailing out of Egina bay.

      6

I see the site of the old empire of Assyria, and that of Persia, and
      that of India,
I see the falling of the Ganges over the high rim of Saukara.

I see the place of the idea of the Deity incarnated by avatars in
      human forms,
I see the spots of the successions of priests on the earth, oracles,
      sacrificers, brahmins, sabians, llamas, monks, muftis, exhorters,
I see where druids walk'd the groves of Mona, I see the mistletoe
      and vervain,
I see the temples of the deaths of the bodies of Gods, I see the old
      signifiers.

I see Christ eating the bread of his last supper in the midst of
      youths and old persons,
I see where the strong divine young man the Hercules toil'd
      faithfully and long and then died,
I see the place of the innocent rich life and hapless fate of the
      beautiful nocturnal son, the full-limb'd Bacchus,
I see Kneph, blooming, drest in blue, with the crown of feathers on
      his head,
I see Hermes, unsuspected, dying, well-belov'd, saying to the people
      Do not weep for me,
This is not my true country, I have lived banish'd from my true
      country, I now go back there,
I return to the celestial sphere where every one goes in his turn.

      7

I see the battle-fields of the earth, grass grows upon them and
      blossoms and corn,
I see the tracks of ancient and modern expeditions.

I see the nameless masonries, venerable messages of the unknown
      events, heroes, records of the earth.

I see the places of the sagas,
I see pine-trees and fir-trees torn by northern blasts,
I see granite bowlders and cliffs, I see green meadows and lakes,
I see the burial-cairns of Scandinavian warriors,
I see them raised high with stones by the marge of restless oceans,
      that the dead men's spirits when they wearied of their quiet
      graves might rise up through the mounds and gaze on the tossing
      billows, and be refresh'd by storms, immensity, liberty, action.

I see the steppes of Asia,
I see the tumuli of Mongolia, I see the tents of Kalmucks and Baskirs,
I see the nomadic tribes with herds of oxen and cows,
I see the table-lands notch'd with ravines, I see the jungles and deserts,
I see the camel, the wild steed, the bustard, the fat-tail'd sheep,
      the antelope, and the burrowing wolf

I see the highlands of Abyssinia,
I see flocks of goats feeding, and see the fig-tree, tamarind, date,
And see fields of teff-wheat and places of verdure and gold.

I see the Brazilian vaquero,
I see the Bolivian ascending mount Sorata,
I see the Wacho crossing the plains, I see the incomparable rider of
      horses with his lasso on his arm,
I see over the pampas the pursuit of wild cattle for their hides.

      8

I see the regions of snow and ice,
I see the sharp-eyed Samoiede and the Finn,
I see the seal-seeker in his boat poising his lance,
I see the Siberian on his slight-built sledge drawn by dogs,
I see the porpoise-hunters, I see the whale-crews of the south
      Pacific and the north Atlantic,
I see the cliffs, glaciers, torrents, valleys, of Switzerland—I
      mark the long winters and the isolation.

      9

I see the cities of the earth and make myself at random a part of them,
I am a real Parisian,
I am a habitan of Vienna, St. Petersburg, Berlin, Constantinople,
I am of Adelaide, Sidney, Melbourne,
I am of London, Manchester, Bristol, Edinburgh, Limerick,
I am of Madrid, Cadiz, Barcelona, Oporto, Lyons, Brussels, Berne,
      Frankfort, Stuttgart, Turin, Florence,
I belong in Moscow, Cracow, Warsaw, or northward in Christiania or
      Stockholm, or in Siberian Irkutsk, or in some street in Iceland,
I descend upon all those cities, and rise from them again.

      10

I see vapors exhaling from unexplored countries,
I see the savage types, the bow and arrow, the poison'd splint, the
      fetich, and the obi.
I see African and Asiatic towns,
I see Algiers, Tripoli, Derne, Mogadore, Timbuctoo, Monrovia,
I see the swarms of Pekin, Canton, Benares, Delhi, Calcutta, Tokio,
I see the Kruman in his hut, and the Dahoman and Ashantee-man in their huts,
I see the Turk smoking opium in Aleppo,
I see the picturesque crowds at the fairs of Khiva and those of Herat,
I see Teheran, I see Muscat and Medina and the intervening sands,
      see the caravans toiling onward,
I see Egypt and the Egyptians, I see the pyramids and obelisks.
I look on chisell'd histories, records of conquering kings,
      dynasties, cut in slabs of sand-stone, or on granite-blocks,
I see at Memphis mummy-pits containing mummies embalm'd,
      swathed in linen cloth, lying there many centuries,
I look on the fall'n Theban, the large-ball'd eyes, the
      side-drooping neck, the hands folded across the breast.

I see all the menials of the earth, laboring,
I see all the prisoners in the prisons,
I see the defective human bodies of the earth,
The blind, the deaf and dumb, idiots, hunchbacks, lunatics,
The pirates, thieves, betrayers, murderers, slave-makers of the earth,
The helpless infants, and the helpless old men and women.

I see male and female everywhere,
I see the serene brotherhood of philosophs,
I see the constructiveness of my race,
I see the results of the perseverance and industry of my race,
I see ranks, colors, barbarisms, civilizations, I go among them, I
      mix indiscriminately,
And I salute all the inhabitants of the earth.

      11

You whoever you are!
You daughter or son of England!
You of the mighty Slavic tribes and empires! you Russ in Russia!
You dim-descended, black, divine-soul'd African, large, fine-headed,
      nobly-form'd, superbly destin'd, on equal terms with me!
You Norwegian! Swede! Dane! Icelander! you Prussian!
You Spaniard of Spain! you Portuguese!
You Frenchwoman and Frenchman of France!
You Belge! you liberty-lover of the Netherlands! (you stock whence I
      myself have descended;)
You sturdy Austrian! you Lombard! Hun! Bohemian! farmer of Styria!
You neighbor of the Danube!
You working-man of the Rhine, the Elbe, or the Weser! you working-woman too!
You Sardinian! you Bavarian! Swabian! Saxon! Wallachian! Bulgarian!
You Roman! Neapolitan! you Greek!
You lithe matador in the arena at Seville!
You mountaineer living lawlessly on the Taurus or Caucasus!
You Bokh horse-herd watching your mares and stallions feeding!
You beautiful-bodied Persian at full speed in the saddle shooting
      arrows to the mark!
You Chinaman and Chinawoman of China! you Tartar of Tartary!
You women of the earth subordinated at your tasks!
You Jew journeying in your old age through every risk to stand once
      on Syrian ground!
You other Jews waiting in all lands for your Messiah!
You thoughtful Armenian pondering by some stream of the Euphrates!
      you peering amid the ruins of Nineveh! you ascending mount Ararat!
You foot-worn pilgrim welcoming the far-away sparkle of the minarets
      of Mecca!
You sheiks along the stretch from Suez to Bab-el-mandeb ruling your
      families and tribes!
You olive-grower tending your fruit on fields of Nazareth, Damascus,
      or lake Tiberias!
You Thibet trader on the wide inland or bargaining in the shops of Lassa!
You Japanese man or woman! you liver in Madagascar, Ceylon, Sumatra, Borneo!
All you continentals of Asia, Africa, Europe, Australia, indifferent
      of place!
All you on the numberless islands of the archipelagoes of the sea!
And you of centuries hence when you listen to me!
And you each and everywhere whom I specify not, but include just the same!
Health to you! good will to you all, from me and America sent!

Each of us inevitable,
Each of us limitless—each of us with his or her right upon the earth,
Each of us allow'd the eternal purports of the earth,
Each of us here as divinely as any is here.

      12

You Hottentot with clicking palate! you woolly-hair'd hordes!
You own'd persons dropping sweat-drops or blood-drops!
You human forms with the fathomless ever-impressive countenances of brutes!
You poor koboo whom the meanest of the rest look down upon for all
      your glimmering language and spirituality!
You dwarf'd Kamtschatkan, Greenlander, Lapp!
You Austral negro, naked, red, sooty, with protrusive lip,
      groveling, seeking your food!
You Caffre, Berber, Soudanese!
You haggard, uncouth, untutor'd Bedowee!
You plague-swarms in Madras, Nankin, Kaubul, Cairo!
You benighted roamer of Amazonia! you Patagonian! you Feejeeman!
I do not prefer others so very much before you either,
I do not say one word against you, away back there where you stand,
(You will come forward in due time to my side.)

      13

My spirit has pass'd in compassion and determination around the whole earth,
I have look'd for equals and lovers and found them ready for me in
      all lands,
I think some divine rapport has equalized me with them.

You vapors, I think I have risen with you, moved away to distant
      continents, and fallen down there, for reasons,
I think I have blown with you you winds;
You waters I have finger'd every shore with you,
I have run through what any river or strait of the globe has run through,
I have taken my stand on the bases of peninsulas and on the high
      embedded rocks, to cry thence:

What cities the light or warmth penetrates I penetrate those cities myself,
All islands to which birds wing their way I wing my way myself.

Toward you all, in America's name,
I raise high the perpendicular hand, I make the signal,
To remain after me in sight forever,
For all the haunts and homes of men.

Поддержать сайт