Льюис Кэрролл (Lewis Carroll)

Охота на Снарка. Трали-Врали в Восьми Финтах. Финт Первый. Добрались и высадились

«Мы – у Снарка в гнезде!» – Балабан проорал
	И матросов на берег совлёк он.
Несмотря на аврал, он их бережно брал,
	Подымал то за ус, то за локон.

«Мы – у Снарка в гнезде! Повторю и пройму
	Ваши души на море и суше!
Мы – у Снарка в гнезде! Доверяйте всему,
	Что вам трижды влагается в уши!»

Собрались до зари, до румяной зари:
	Там Башмачник торчал долговязый,
Адвокат Балабол там пускал пузыри,
	Что оценивал Брокер стремглазый;

Биллиардный Игрок, плутоватый факир,
	Там давал плутовские сеансы,
Но за тысячу фунтов был нанят Банкир,
	И финансы не пели романсы.

И еще был Бобёр, выплетавший узор
	Сноровисто, форсисто, бобристо.
(Утверждал Балабан, что любой ураган
	Разгоняет Бобёр кружевнисто.)

И еще там был некто, – он славу добыл,
	Как не снилось месье Бонапарту,
Потому что он зонтик в порту позабыл,
	Позабыл чемоданы и карту.

Позабыл он часы, позабыл несессер,
	И случилось такое печальство,
Оттого что в порту легкомысленный сэр
	Известить не изволил начальство.

Позабыл он одежду (однако, на нём
	Было двадцать четыре жилета!),
Но, к несчастью, забыл свое имя притом
	(А оно на него не надето!).

Кто-то крикнул: «Старик, причеши свой парик!»
	Кто-то крикнул: «Едят тебя мухи!»
Кто-то весь изошёл на нервический крик,
	Выражаясь в решительном духе.

Расцветающим днём и в глубокой ночи
	Персонажа истории этой
Неприятели звали «Огарком Свечи»,
	А приятели – «Старой Котлетой».

Но не раз Балабан говорил про него:
	«И неловок, и мыслит неярко,
Но отвага его нам важнее всего
	В предстоящей охоте на Снарка.

Он СНАРКотика видывал с глазу на глаз
	И СНАРКошку – в глухом переулке.
СНАРКенштейна-медведя водил он не раз
	По лесам на воскресной прогулке!»

Он представился: «Булочник» – предупредив,
	Что печёт он одни лишь забранки.
(Но, увы, для таких обругальственных див
	Не добудешь муки на стоянке!)

И еще был один – безнадежный болван,
	Хулиган из семьи хулигана,
Но сказав: «Бедокур я, но всё ж – СНАРКоман!» –
	Он сумел убедить Балабана.

И пришёл Бедокур, и неделю спустя
	Он признался с ухмылкой на роже,
Что Бобров обожает губить не грустя,
	И сказал Балабан – не без дрожи:

«Ах! Расстаться с единственным нашим Бобром,
	Что у нас почитают, как брата,
Наши люди едва ль согласятся добром:
	Слишком горестной будет утрата!»

Встрепенулся Бобёр, и рыданье исторг,
	И сказал торопливо и жарко,
Что печальный сюрприз не искупит восторг
	Предстоящей охоты на Снарка!

И Бобёр предложил, чтоб наглец, осуждён,
	Перешел на отдельное судно.
Но сказал Балабан: «Если план утверждён,
	Изменить диспозицию трудно:

Проведите посудину только одну,
	Приключений натерпитесь адских,
Но с двумя непременно пойдете ко дну,
	Не осилив трудов навигацких!»

Огорчился Бобёр, но в трагический день
	Посоветовал Булочник другу:
«Не ходил бы ты лучше, мой милый, как тень,
	А надел бы ты лучше кольчугу!»

Посоветовал также премудрый Банкир
	На Фортуну забыть упованья
И на случай Весьма Непредвиденных Дыр
	Заключить Договор Страхованья.

Миновала гроза, и не сгинул Бобер,
	Но по числам нечётным и чётным,
Бедокура узрев, отворачивал взор
	И в смущенье краснел безотчётном.

© Перевод Евг. Фельдмана
7-20.10.1998
Все переводы Евгения Фельдмана

The Hunting of the Snark. Fit the First. The Landing

“Just the place for a Snark!” the Bellman cried, 
    	As he landed his crew with care; 
Supporting each man on the top of the tide 
    	By a finger entwined in his hair. 

“Just the place for a Snark! I have said it twice: 
    That alone should encourage the crew. 
Just the place for a Snark! I have said it thrice: 
    What I tell you three times is true.” 

The crew was complete: it included a Boots –  
  	A maker of Bonnets and Hoods –  
A Barrister, brought to arrange their disputes –  
  	And a Broker, to value their goods. 

A Billiard-marker, whose skill was immense, 
  	Might perhaps have won more than his share –  
But a Banker, engaged at enormous expense, 
  	Had the whole of their cash in his care. 

There was also a Beaver, that paced on the deck, 
  	Or would sit making lace in the bow: 
And had often (the Bellman said) saved them from wreck, 
  	Though none of the sailors knew how. 

There was one who was famed for the number of things 
  	He forgot when he entered the ship: 
His umbrella, his watch, all his jewels and rings, 
  	And the clothes he had bought for the trip. 

He had forty-two boxes, all carefully packed, 
  	With his name painted clearly on each: 
But, since he omitted to mention the fact, 
  	They were all left behind on the beach. 

The loss of his clothes hardly mattered, because 
  	He had seven coats on when he came, 
With three pair of boots – but the worst of it was, 
  	He had wholly forgotten his name. 

He would answer to “Hi!” or to any loud cry, 
  	Such as “Fry me!” or “Fritter my wig!” 
To “What-you-may-call-um!” or “What-was-his-name!” 
  	But especially “Thing-um-a-jig!” 

While, for those who preferred a more forcible word, 
  	He had different names from these: 
His intimate friends called him “Candle-ends,” 
  	And his enemies “Toasted-cheese.” 

“His form in ungainly – his intellect small –” 
  	(So the Bellman would often remark) 
“But his courage is perfect! And that, after all, 
  	Is the thing that one needs with a Snark.” 

He would joke with hy{ae}nas, returning their stare 
  	With an impudent wag of the head: 
And he once went a walk, paw-in-paw, with a bear, 
  	“Just to keep up its spirits,” he said. 

He came as a Baker: but owned, when too late –  
  	And it drove the poor Bellman half-mad –  
He could only bake Bridecake – for which, I may state, 
  	No materials were to be had. 

The last of the crew needs especial remark, 
  	Though he looked an incredible dunce: 
He had just one idea – but, that one being “Snark,” 
  	The good Bellman engaged him at once. 

He came as a Butcher: but gravely declared, 
  	When the ship had been sailing a week, 
He could only kill Beavers. The Bellman looked scared, 
  	And was almost too frightened to speak: 

But at length he explained, in a tremulous tone, 
  	There was only one Beaver on board; 
And that was a tame one he had of his own, 
  	Whose death would be deeply deplored. 

The Beaver, who happened to hear the remark, 
  	Protested, with tears in its eyes, 
That not even the rapture of hunting the Snark 
  	Could atone for that dismal surprise! 

It strongly advised that the Butcher should be 
  	Conveyed in a separate ship: 
But the Bellman declared that would never agree 
  	With the plans he had made for the trip: 

Navigation was always a difficult art, 
  	Though with only one ship and one bell: 
And he feared he must really decline, for his part, 
  	Undertaking another as well. 

The Beaver’s best course was, no doubt, to procure 
  	A second-hand dagger-proof coat –  
So the Baker advised it – and next, to insure 
  	Its life in some Office of note: 

This the Banker suggested, and offered for hire 
  	(On moderate terms), or for sale, 
Two excellent Policies, one Against Fire, 
  	And one Against Damage From Hail. 

Yet still, ever after that sorrowful day, 
  	Whenever the Butcher was by, 
The Beaver kept looking the opposite way, 
  	And appeared unaccountably shy.

Поддержать сайт