Уильям Гаррисон Эйнсворт (William Harrison Ainsworth)

Эфиальт, или Ночной кошмар

Окутанный ночной безлунной мглою,
На белом скакуне лечу стрелою.
На все четыре стороны скачу я.
Чу! Мир уснул, опасности не чуя.
Мой редкий волос в ледяной коросте.
Безумный холод источают кости,
И хрупок остов, и я древен ликом.
Ах! Волк при мне – в смятении великом;
И воет пёс, и сыч глаза таращит,
И спящие покоя не обрящут,
Когда мороз им сковывает жилы,
И молит всякий из последней силы,
Чтоб я отвел свои худые чары. –
Но жалобы не действуют на Мару!1 

	По коже мурашки –
	Я мучаю тяжко
		На ложе! на ложе! на ложе!
	Лишь камень с дырою
	Покончит с игрою,
		И я проскачу, не тревожа.

Я принимаю тысячи обличий;
Смущать храбрейших – давний мой обычай;
Я золото о сне дарую нищим;
Уснувших пьяниц балую винищем;
Уснувшего обжору я лелею
Видением говяжьего филея;
Того, кто сердцем тих и робок въяве,
Отдам во сне врагов его ораве;
Побег ему приснится – в ту ж минуту
Внушу ему препятствия и путы;
Шля козопасу гор его виденья,
Внушу ему и пропасть, и паденье.

При мне убийце снится нож у горла.
Немудрено, коль вдруг дыханье спёрло!
И вор, во сне клеймо увидев, стонет;
Моряк во сне в родимых водах тонет.
Я мучаю, пытаю, но, поверьте,
Я грешников не довожу до смерти,
И прочь от тех спешу я, кто безгрешен:
Мой пасс любой здесь будет безуспешен!

	Дракон огнедышит,
	Устои колышет,
		И ведьма чиста, как святая,
	И дьявол всесилен,
	И ухает филин,
		Когда я стрелой пролетаю!

© Перевод Евг. Фельдмана
23.10.1993
14-15.09.1998 (ред.)
Все переводы Евгения Фельдмана

Примечание

Ephialtes

I ride alone – I ride by night
Through the moonless air on a courser white!
Over the dreaming earth I fly,
Here and there – at my fantasy!
My frame is withered, my visage old,
My locks are froze, and my bones ice cold.
The wolf will howl as I pass his lair,
The ban-dog moan, and the screech-owl stare.
For breath, at my coming, the sleeper strains,
And the freezing current forsakes his veins!
Vainly for pity the wretch may sue –
Merciless Mara no prayers subdue!
			To his couch I flit – 
			 On his breast I sit!
				Astride! astride! astride!
			 And one charm alone –
			– A hollow stone!1 –                      
				Can scare me from his side!
	
A thousand antic shapes I take;	
The stoutest heart at my touch will quake.
The miser dreams of a bug of gold,
Or a ponderous chest on his bosom rolled.
The drunkard groans ’neath a cask of wine;
The reveller swelts ’neath a weighty chine.
The recreant turns, by his foes assailed,
To flee! – but his feet to the ground are nailed.
The goatherd dreams of his mountain-tops,
And, dizzily reeling, downward drops.

The murderer feels at his throat a knife. 
And gasps, as his victim gasped, for life! 
The thief recoils from the scorching brand; 
The mariner drowns in sight of land! 
Thus sinful man have I power to fray,
Torture, and rack, but not to slay! 
But ever the couch of purity, 
With shuddering glance, I hurry by.
			Then mount! away!             
			To horse! I say,
				To horse! astride! astride! 
			The fire-drake shoots – 
			The screech-owl hoots – 
				As through the air I glide!

Поддержать сайт