Роберт Уильям Сервис (Robert William Service)

Объявленный вне закона

Он реки крови, чёрт возьми,
Пролил на море и земле,
И, проклят Богом и людьми,
Он окочурился в петле.
И долгий путь проделал вор,
Никем, ничем не покорён,
И, наконец, бесстыжий взор
Он устремил на Судный Трон.
  
«Господь, – сказал Хранитель Дел, –
Он насмехался над Тобой,
Бедняк ярмо его терпел,
Богач терпел его разбой.
Рубя младенческую плоть,
Он только молвил: “Благодать!”
Суди, суди его, Господь!
Его ничем не оправдать!»

И взвыли трубы; медный вой
Проникнул эхом даже в Ад.
То суд был Божий, не мирской,
Где Бог глаголет – все молчат.
И вдруг простой дворовый пёс
Прополз каким-то чудом в зал
И человеку, полный слёз,
С восторгом ноги облизал.
  
Понять собаке не дано,
Что значит Рай, что значит Ад.
Собаке это – всё равно:
Хозяин – Бог, и, значит, – свят.
И Неба Высшие Князья
Взроптали: «Что за шутовство?»
Но молвил Вечный Судия:
«Вот этот просит за него.

И если птица или зверь,
Наперекор людской вражде,
Кого-то любит, как теперь,
То значит: друг пришёл в нужде.
И если птица или зверь
Пришли к Небесному Царю,
Я проклинаемому дверь
Всегда к спасенью отворю.

От жизни к жизни – только так
Спасётся смертный. Пёс речист;
Хозяин, – да услышит всяк, –
Отныне предо мною – чист.
И все, кто любит малых сих,
Узнают под итог всего
Защиту ангелов моих
И Милость Трона Моего!».

© Перевод Евг. Фельдмана
24.11.2006
Все переводы Евгения Фельдмана

The Outlaw

A wild and woeful race he ran
Of lust and sin by land and sea;
Until, abhorred of God and man,
They swung him from the gallows—tree.
And then he climbed the Starry Stair,
And dumb and naked and alone,
With head unbowed and brazen glare,
He stood before the Judgment Throne.
 
The Keeper of the Records spoke:
“This man, O Lord, has mocked Thy Name.
The weak have wept beneath his yoke,
The strong have fled before his flame.
The blood of babes is on his sword;
His life is evil to the brim:
Look down, decree his doom, O Lord!
Lo! there is none will speak for him.”
 
The golden trumpets blew a blast
That echoed in the crypts of Hell,
For there was Judgment to be passed,
And lips were hushed and silence fell.
The man was mute; he made no stir,
Erect before the Judgment Seat . . .
When all at once a mongrel cur
Crept out and cowered and licked his feet.
 
It licked his feet with whining cry.
Come Heav’n, come Hell, what did it care?
It leapt, it tried to catch his eye;
Its master, yea, its God was there.
Then, as a thrill of wonder sped
Through throngs of shining seraphim,
The Judge of All looked down and said:
“Lo! here is ONE who pleads for him.
 
”And who shall love of these the least,
And who by word or look or deed
Shall pity show to bird or beast,
By Me shall have a friend in need.
Aye, though his sin be black as night,
And though he stand 'mid men alone,
He shall be softened in My sight,
And find a pleader by My Throne.
 
“So let this man to glory win;
From life to life salvation glean;
By pain and sacrifice and sin,
Until he stand before Me —clean.
For he who loves the least of these
(And here I say and here repeat)
Shall win himself an angel’s pleas
For Mercy at My Judgment Seat.”

Поддержать сайт