Джеймс Расселл Лоуэлл (James Russell Lowell)

The Courtin'

God makes sech nights, all white an' still
Fur 'z you can look or listen,
Moonshine an' snow on field an' hill,
All silence an' all glisten.

Zekle crep' up quite unbeknown
An' peeked in thru' the winder,
An' there sot Huldy all alone,
'Ith no one nigh to hender.

A fireplace filled the room's one side
With half a cord o' wood in—
There warn't no stoves (tell comfort died)
To bake ye to a puddin'.

The wa'nut logs shot sparkles out
Towards the pootiest, bless her,
An' leetle flames danced all about
The chiny on the dresser.

Agin the chimbley crook-necks hung,
An' in amongst 'em rusted
The ole queen's arm thet gran'ther Young
Fetched back from Concord busted.

The very room, coz she was in,
Seemed warm from floor to ceilin',
An' she looked full ez rosy agin
Ez the apples she was peelin'.

'Twas kin' o' kingdom-come to look
On seek a blessed cretur,
A dogrose blushin' to a brook
Ain't modester nor sweeter.

He was six foot o' man, 
Clean grit an' human natur';
None couldn't quicker pitch a ton
Nor dror a furrer straighter.

He'd sparked it with full twenty gals,
He'd squired 'em, danced 'em, druv 'em,
Fust this one, an' then thet, by spells—
All is, he couldn't love 'em.

But long o' her his veins 'ould run
All crinkly like curled maple,
The side she breshed felt full o' sun
Ez a south slope in Ap'il.

She thought no v'ice hed sech a swing
Ez hisn in the choir;
My! when he made Ole Hunderd ring,
She knowed the Lord was nigher.

An' she'd blush scarlit, right in prayer,
When her new meetin'-bunnet
Felt somehow thru' its crown a pair
O' blue eyes sot upun it.

Thet night, I tell ye, she looked some!
She seemed to 've gut a new soul,
For she felt sartin-sure he'd come,
Down to her very shoe-sole.

She heered a foot, an' knowed it tu;
A-raspin' on the scraper,—
All ways to once her feelin's flew
Like sparks in burnt-up paper.

He kin' o' l'itered on the mat,
Some doubtfle o' the sekle,
His heart kep' goin' pity-pat,
But hern went pity Zekle.

An' yit she gin her cheer a jerk
Ez though she wished him furder,
An' on her apples kep' to work,
Parin' away like murder.

'you want to see my Pa, I s'pose?'
'Wal…no…I come dasignin''—
'To see my Ma? She's sprinklin' clo'es
Agin to-morrer's i'nin'.'

To say why gals acts so or so,
Or don't, 'ould be presumin';
Mebby to mean yes an' say no
Comes nateral to women.

He stood a spell on one foot fust,
Then stood a spell on t'other,
An' on which one he felt the wust
He couldn't ha' told ye nuther.

Says he, 'I'd better call agin;'
Says she, 'Think likely, Mister;'
Thet last word pricked him like a pin,
An'… Wal, he up an' kist her.

When Ma bimeby upon 'em slips,
Huldy sot pale ez ashes,
All kin' o' smily roun' the lips
An' teary roun' the lashes.

For she was jes' the quiet kind
Whose naturs never vary,
Like streams that keep a summer mind
Snowhid in Jenooary.

The blood clost roun' her heart felt glued
Too tight for all expressin',
Tell mother see how metters stood,
And gin 'em both her blessin'.

Then her red come back like the tide
Down to the Bay o' Fundy,
An' all I know is they was cried
In meetin' come nex' Sunday.

Сватовство

Такие ночи созданы
Для чар и обаянья:
Сверканье снега, свет луны,
Безмолвие п сиянье.

И только видела луна:
Подкрался Зекл сторожко.
Наверно, Хадли там одна, —
Он заглянул в окошко.

Очаг огромный, а не печь, —
Пожалуй, скажут люди,
Что если груду дров разжечь,
То подгоришь, как пудинг.

Казалось — там стоял июль,
И солнце из решетки
Плясало жаром средь кастрюль
И по лицу красотки.

Висело по стенам вокруг,
Средь желтых тыкв ржавея,
Оружье королевских слуг,
От Конкорда трофеи.

Но так как там она была
С корзиной яблок спелых —
Румяна так же и бела, —
То все цвело и пело.

Весь сад кругом был снежно-бел,
А в горнице укромной
Ее румянцем заалел
Лесной шиповник скромный.

Шесть футов ростом он, силач,
Горазд на все, упрямо
Готов хоть с тонной мчаться вскачь,
Вел борозды он прямо.

Девиц он знал до двадцати, —
С одной, с другой покружит
И к третьей уж готов пойти,
Ни об одной не тужит.

Но от нее по жилам хмель
Пошел, как сок по клену,
Там, где она, — цветет апрель,
И бродит он влюбленно.

Гремел он в хоре, словно гром,
И ей всегда казалось,
Когда он в церкви пел псалом,
Что небо разверзалось.

В смущенье уронила раз
Молитвенник под лавку,
Почувствовав луч серых глаз
Сквозь шляпку, как булавку.

Она пылала, как в огне,
И знала: в этот вечер
Ей предстоит наедине
С ним неизбежно встреча.

Он о железную скобу
Ногами там зашаркал, —
И пот вдруг выступил на лбу,
Ей сразу стало жарко.

А вдруг отказ — того и жди,
Из полымя да в пекло.
Забилось сердце так в груди,
Как никогда, у Зекла.

А по губам ее слегка
Улыбка заскользила,
И в яблоко ее рука,
Как в сердце, нож вонзила.

«Отца вам нужно повидать?»
«Да... нет... Сказать по правде,
Хотел бы я...» — «Так, значит, мать?
Она вернется завтра».

У девушек один ответ,
Таков уж их обычай:
Хотели б «да» сказать и «нет»
Вдруг скажут из приличий.

Переминался молча он,
Как бы ища упора,
И слов не находил, смущен,
И тем для разговора.

«Быть может, завтра мне зайти?»
«Конечно, завтра, мистер».
Он этого не мог снести...
Слились их губы вместе...

Когда потом вернулась мать,
Она тогда навряд ли
Смогла хоть что-нибудь узнать
У побледневшей Хадли.

Ведь нрав у девушки прямой
И ясный, неизменный,
Как тот поток, что и зимой
Журчит, прозрачно-пенный.

Она как смерть бледна, бела —
Стояла без движенья,
И мать, без слов поняв, дала
Свое благословенье.

И сразу вспыхнул, словно мак,
Румянец щек чудесный.
Я слышал: огласят их брак
В ближайший день воскресный.

Перевод Михаила Зенкевича

Поддержать сайт