Уильям Мейкпис Теккерей (William Makepeace Thackeray)

Vanitas Vanitatum

How spake of old the Royal Seer?
(His text is one I love to treat on.)
This life of ours he said is sheer
Mataiotes Mataioteton.

O Student of this gilded Book,
Declare, while musing on its pages,
If truer words were ever spoke
By ancient, or by modern sages!

The various authors' names but note,
French, Spanish, English, Russians, Germans:
And in the volume polyglot,
Sure you may read a hundred sermons!

What histories of life are here,
More wild than all romancers' stories;
What wondrous transformations queer,
What homilies on human glories!

What theme for sorrow or for scorn!
What chronicle of Fate's surprises--
Of adverse fortune nobly borne,
Of chances, changes, ruins, rises!

Of thrones upset, and sceptres broke,
How strange a record here is written!
Of honors, dealt as if in joke;
Of brave desert unkindly smitten.

How low men were, and how they rise!
How high they were, and how they tumble!
O vanity of vanities!
O laughable, pathetic jumble!

Here between honest Janin's joke
And his Turk Excellency's firman,
I write my name upon the book:
I write my name--and end my sermon.

    * * *

O Vanity of vanities!
How wayward the decrees of Fate are;
How very weak the very wise,
How very small the very great are!

What mean these stale moralities,
Sir Preacher, from your desk you mumble?
Why rail against the great and wise,
And tire us with your ceaseless grumble?

Pray choose us out another text,
O man morose and narrow-minded!
Come turn the page--I read the next,
And then the next, and still I find it.

Read here how Wealth aside was thrust,
And Folly set in place exalted;
How Princes footed in the dust,
While lackeys in the saddle vaulted.

Though thrice a thousand years are past,
Since David's son, the sad and splendid,
The weary King Ecclesiast,
Upon his awful tablets penned it,--

Methinks the text is never stale,
And life is every day renewing
Fresh comments on the old old tale
Of Folly, Fortune, Glory, Ruin.

Hark to the Preacher, preaching still
He lifts his voice and cries his sermon,
Here at St. Peter's of Cornhill,
As yonder on the Mount of Hermon;

For you and me to heart to take
(O dear beloved brother readers)
To-day as when the good King spake
Beneath the solemn Syrian cedars.

Vanitas Vanitatum - Суета сует (лат.)

Vanitas Vanitatum

Что рек Царю Царей мудрец?
(То чтиво из любимых мною).
Что жизни сей - один конец,
Всё - суета за суетою!

Учись, усидчивый школяр,
По книгам в золочёной коже,
Но этих слов мудрейших дар
Всех истин мира подороже!

Не сыщешь к бытию ключи
У франков, саксов, руссов, готов,
Хоть сто трактатов изучи
На языках земных народов!

Что сказы нашей жизни всей -
Цепь приключений, перемены,
Иных романов веселей,
Нотации ж о славе - бренны!

Ряд поражений и побед,
И в Хронике Судьбы - капризы.
Иной, пройдя сквозь уйму бед,
Призы получит... и сюрпризы!

Ты в ней найдёшь и взлёт, и крах...
Жесток удел наш человечий -
Везде сопровождают страх,
Измена, скорбь и боль увечий.

Кто духом низок был - взлетел!
Кто благороден - тот в опале!
Смешных тщеславий беспредел!
И суета сует, в финале!

Добряк Жанен1 тут пошутил,
Посол турецкий тиснул мету...
Кончая проповедь, без сил,
И свой автограф кину в Лету.

    * *

Каприз и суета сует!
Как деспотичен норов рока:
Дурак - большой авторитет,
И поглупел мудрец до срока!

Сэр Проповедник, брось бурчать
Гнилых нравоучений ветошь,
На мудрых - гения печать,
А лик твой - маска: грим и ретушь!

Ты не подсовывай мне хлам
Молитв, дурным речитативом!
Я древний том листаю сам,
И нахожу его правдивым.

Безумец стал велик, при том
Богатство душ теперь в упадке;
И крови принц идёт пешком,
А прихлебатель - на лошадке.

Три тыщи лет прошло с тех пор,
Как сын Давида, принц печальный,
Отцу во славу, не в укор,
Сей опус сочинил астральный.

Экклезиаста текст в веках
Всей правдой бытия проверен.
Безумство, Слава, Рок и Крах -
Был ими ход времён измерен.

У Проповедника - резон
Орать нравоученья, в мыле,
Что здесь, что на горе Ермон,
Что в кафедрале на Корнхилле.

Запомни, брат-читатель мой,
Сирийских кедров сень, Пророка,
И речи уст его усвой -
Нет сердцу лучшего урока.

Перевод Аделы Василой

Премудрый Соломон изрек:
(Как прав и через сотни лет он!)
"Все, чем владеет человек -
Mataiotes Mataioteton" {1}.

Сей позолоченный альбом {*}
Листая, скажешь, что едва ли
И в настоящем и в былом
Слова мудрее изрекали.

Француз, германец, русский, бритт
Сюда писали, нам на благо,
На всех наречьях говорит
Альбома плотная бумага.

Повествованья здесь буйней
Всех романтичных исхищрений -
Какой парад надежд, страстей,
Превратностей и превращений!

Тут много трезвый ум найдет
Судьбы нежданных поворотов,
Отрад, обид, щедрот, невзгод,
Измен, препон, падений, взлетов!

О павших тронах и венцах
Какое тут повествованье,
О чести, втоптанной во прах,
Об оскорбленном дарованье,

О тьме, что поглощает свет,
О горести, о заблужденье...
О, мир! О, суета сует!
Нелепостей нагроможденье!

Тесня надменного пашу
И добродушного Жанена,
Я проповедь мою пишу
О суете, о власти тлена.

О Всяческая Суета!
Законы Рока непреложны:
Какая в мудрых пустота
И как великие ничтожны!

Но, право, эти словеса
К чему, угрюмый проповедник?
Зачем великих ты взялся
Хулить, ворчун и привередник?

Пора бы, право, перестать!
Уместно ль быть всех прочих строже?
Но, сколько б дальше ни листать,
Везде найдем одно и то же:

Рассказ о бренном бытии,
Про утесненья и утраты,
Как гарцевали холуи
И низвергались потентаты.

Пусть лет немало пронеслось
С тех пор, когда слова печали,
Скорбя, Екклезиаст нанес
На страшные свои скрижали,

Та истина всегда нова,
И с каждым часом вновь и снова
Жизнь подтверждает нам слова
О суете всего земного.

Внемлите мудрому стократ
Про жизни вечные законы:
Поднесь его слова звучат,
Как на Гермоне в годы оны,

И в наше время, как и встарь.
Правдив тот приговор суровый,
Что возгласил великий царь
Давным-давно в сени кедровой.

Перевод В. Рогова

Поддержать сайт