Томас Лав Пикок (Thomas Love Peacock)

Love and Age

I play'd with you 'mid cowslips blowing,
When I was six and you were four;
When garlands weaving, flower-balls throwing,
Were pleasures soon to please no more.
Through groves and meads, o'er grass and heather,
With little playmates, to and fro,
We wander'd hand in hand together;
But that was sixty years ago.

You grew a lovely roseate maiden,
And still our early love was strong;
Still with no care our days were laden,
They glided joyously along;
And I did love you very dearly,
How dearly words want power to show;
I thought your heart was touch'd as nearly;
But that was fifty years ago.

Then other lovers came around you,
Your beauty grew from year to year,
And many a splendid circle found you
The centre of its glimmering sphere.
I saw you then, first vows forsaking,
On rank and wealth your hand bestow;
O, then I thought my heart was breaking!--
But that was forty years ago.

And I lived on, to wed another:
No cause she gave me to repine;
And when I heard you were a mother,
I did not wish the children mine.
My own young flock, in fair progression,
Made up a pleasant Christmas row:
My joy in them was past expression;
But that was thirty years ago.

You grew a matron plump and comely,
You dwelt in fashion's brightest blaze;
My earthly lot was far more homely;
But I too had my festal days.
No merrier eyes have ever glisten'd
Around the hearth-stone's wintry glow,
Than when my youngest child was christen'd;
But that was twenty years ago.

Time pass'd. My eldest girl was married,
And I am now a grandsire gray;
One pet of four years old I've carried
Among the wild-flower'd meads to play.
In our old fields of childish pleasure,
Where now, as then, the cowslips blow,
She fills her basket's ample measure;
And that is not ten years ago.

But though first love's impassion'd blindness
Has pass'd away in colder light,
I still have thought of you with kindness,
And shall do, till our last good-night.
The ever-rolling silent hours
Will bring a time we shall not know,
When our young days of gathering flowers
Will be an hundred years ago. 

Любовь и Возраст

Мне было шесть, тебе - четыре.
Нас влёк весенний первоцвет.
Была ты первой в целом мире,
кому я подносил букет -
как будто будущей невесте!
Тогда нас тешил всякий бред.
С тех пор, как всюду были вместе,
минуло шесть десятков лет.

Ты стала красною девицей.
Моя Любовь была крепка.
Могла бы без сомнений длиться,
казалось, целые века.
Восторг мой был ничем не мерян,
ведь Ты дала мне свой обет.
С тех пор, как был я разуверен,
минуло пять десятков лет.

Вокруг Тебя пошли толпиться,
замкнувши весь доступный круг,
приметные мужские лица.
Ведь Ты затмила всех подруг.
Узнал, что хочешь Ты богатства
и держишь курс на Высший Свет, -
так сердце стало разрываться.
С тех пор минуло сорок лет.

Что ж? Я завёл себе другую!
Мне вовсе не пришлось роптать.
Ты родила - но не ревную.
Ребёнку мне родным не стать.
Я сам удачлив был на диво.
Семейство разрослось без бед,
и нет дружнее коллектива.
Всё это длится тридцать лет.

Ты стала дамою красивой
моднейшей в обществе господ,
а я завёл себе счастливый,
но очень скромный обиход.
Мы бездну радости вкусили,
устроив праздничный обед,
когда мы младшего крестили. -
С тех пор минуло двадцать лет.

Сейчас у дочери замужней
я забираю для бесед,
пленясь улыбкой - нет жемчужней -
дочурку - мой вечерний свет.
Она сбирает первоцветы,
как я, её седой уж дед,
любил сбирать в былые лета
до первого десятка лет.

А в детстве были мы бесстрастны.
Любовь была обречена,
и всё ж возникла не напрасно,
и будет в памяти она.
Оттуда ей уже не деться:
была, и ей забвенья нет,
хоть после радостного детства
исполнится хоть сотня лет.

Перевод Владимира Кормана

Поддержать сайт