Джон Донн (John Donne)

To the Countess of Bedford, on New Year’s Day

THIS twilight of two years, not past, nor next,	
  Some emblem is of me, or I of this;	
Who—meteor-like, of stuff and form perplex’d,	
  Whose what and where in disputation is—	
  If I should call me anything, should miss.	        
 
I sum the years, and me, and find me not	
  Debtor to th’ old, nor creditor to th’ new.	
That cannot say, “My thanks I have forgot,”	
  Nor trust I this with hopes; and yet scarce true	
  This bravery is, since these times show’d me you.	        
 
In recompense I would show future times	
  What you were, and teach them to urge towards such.	
Verse embalms virtue; and tombs, or thrones, of rhymes	
  Preserve frail transitory fame, as much	
  As spice doth bodies from corrupt airs’ touch.	        
 
Mine are short-lived; the tincture of your name	
  Creates in them, but dissipates as fast,	
New spirits; 1 for strong agents with the same	
  Force, that doth warm and cherish us, do waste; 	
  Kept hot with strong extracts, no bodies last.	        
 
So, my verse, built of your just praise, might want	
  Reason and likelihood, the firmest base;	
And made of miracle, now faith is scant,	
  Will vanish soon, and so possess no place;	
  And you, and it, too much grace might disgrace.	        
 
When all—as truth commands assent—confess	
  All truth of you, yet they will doubt how I	
—One corn of one low ant-hill’s dust, and less—	
  Should name, know, or express a thing so high,	
  And—not an inch—measure infinity.	        
 
I cannot tell them, nor myself, nor you,	
  But leave, lest truth be endanger’d by my praise,	
And turn to God, who knows I think this true,	
  And useth oft, when such a heart mis-says,	
  To make it good, for such a praiser prays. 	        
 
He will best teach you, how you should lay out	
  His stock of beauty, learning, favour, blood;	
He will perplex security with doubt,	
  And clear those doubts; hide from you, and show you good;	
  And so increase your appetite and food.	        
 
He will teach you, that good and bad have not	
  One latitude in cloisters, and in court;	
Indifferent there the greatest space hath got;	
  Some pity ’s not good there; some vain disport,	
  On this side sin, with that place may comport.	        
 
Yet He, as He bounds seas, will fix your hours,	
  Which pleasure and delight may not ingress;	
And, though what none else lost be truliest yours,	
  He will make you, what you did not, possess,	
  By using others’ (not vice, but) weakness.	        
 
He will make you speak truths, and credibly,	
  And make you doubt that others do not so;	
He will provide you keys, and locks, to spy,	
  And ’scape spies, to good ends, and He will show	
  What you may not acknowledge, what not know.	        
 
For your own conscience, He gives innocence,	
  But, for your fame, a discreet wariness;	
And—though to ’scape, than to revenge offence	
  Be better—He shows both, and to repress	
  Joy, when your state swells, sadness, when ’tis less.	        
 
From need of tears He will defend your soul,	
  Or make a re-baptizing of one tear;	
He cannot—that ’s, He will not—dis-enroll	
  Your name; and when with active joy we hear	
  This private gospel, then ’tis our New Year.

Графине Бедфорд на Новый год

Тот год ушел, а новый не настал,
мне в сумерках на перепутье лет.
Как метеор, в пространство я упал,
все перепутано — что? где? вопрос, ответ,
все формы я смешал, и мне названья нет.

Я подвожу итог и вижу: ничего
я в прошлом не забыл и в новое не внес,
я благодарным был и, более того,
поверил в истину, молитву произнес,
Вам укрепить меня в надежде довелось.

Для Вас я обращусь к грядущим временам,
куда моя запущена строка.
Стихи хранят добро, как мумию бальзам,
пусть слава их сейчас случайна и хрупка,
они в надгробьях рифм переживут века.

Лишь Ваше имя создает, творит
и оживляет стих недолговечный мой,
но сила, что сегодня нас хранит,
вдруг завтра гибельной предстанет стороной,
так действует порой лекарственный настой.

Мои стихи живут, чтоб возвеличить Вас,
их основанье прочно, как гранит,
но вера в чудеса слаба сейчас,
появится — и снова улетит,
где много милости, там нам позор грозит.

Когда потом о Вас прочтут в моих стихах,
вдруг кто-нибудь подумает: как я,
ничтожнейший, пылинка, жалкий прах,
писал, мечты высокие тая,
стихами измерял безмерность бытия?

Мы с Вами не ответим ничего,
но можно, к Богу обратясь, узнать
ту истину, что скрыта у него;
умеет он сердца заблудших врачевать
и на молитвы тех, кто просит, отвечать.

Научит он, как лучше расточать
запасы красоты и откровений клад,
сомненьем веру будет преграждать,
откроет смысл находок и утрат,
отнимет радость он и возвратит назад.

Он скажет: грани нет между добром и злом,
закон везде один, для келий и дворцов,
ты мир завоевал — заслуги нету в том,
и каплей жалости ты не качнешь весов,
она не может искупить грехов.

Он Вашей жизни установит срок,
где места нет для радостей земных,
вменит в вину и слабость и порок,
осудит тех, кто обманул других,
хотя пока не все потеряно для них.

Научит он правдиво говорить,
но усомниться даст в правдивости людей,
вручит ключи, чтоб все замки открыть,
избавит от врагов, и сделает сильней,
и знаньем наделит от истины своей.

Понятье чистоты он открывает нам
и учит избирать благоразумья путь,
даст силы победить и отомстить врагам,
покажет он, как сдерживать чуть-чуть
и радости побед, и поражений грусть.

Прощенье заслужить единою слезой
Вы можете, но он от слез убережет;
когда сознательно и с радостью живой
любой из нас к нему с надеждой припадет,
тогда воистину приходит новый год.

Поддержать сайт