Уильям Мейкпис Теккерей (William Makepeace Thackeray)

The Cane-Bottom'd Chair

In tattered old slippers that toast at the bars,
And a ragged old jacket perfumed with cigars,
Away from the world, and its toils and its cares,
I've a snug little kingdom up four pair of stairs.

To mount to this realm is a toil, to be sure,
But the fire there is bright and the air rather pure;
And the view I behold on a sunshiny day
Is grand through the chimney-pots over the way.

This snug little chamber is cramm'd in all nooks
With worthless old knicknacks and silly old books,
And foolish old odds and foolish old ends,
Crack'd bargains from brokers, cheap keepsakes from friends.

Old armor, prints, pictures, pipes, china (all crack'd),
Old rickety tables, and chairs broken-backed;
A two-penny treasury, wondrous to see;
What matter? 'tis pleasant to you, friend, and me.

No better divan need the Sultan require,
Than the creaking old sofa that basks by the fire;
And 'tis wonderful, surely, what music you get
From the rickety, ramshackle, wheezy spinet.

That praying-rug came from a Turcoman's camp;
By Tiber once twinkled that brazen old lamp;
A Mameluke fierce yonder dagger has drawn:
'Tis a murderous knife to toast muffins upon.

Long, long through the hours, and the night, and the chimes,
Here we talk of old books, and old friends, and old times;
As we sit in a fog made of rich Latakie,
This chamber is pleasant to you, friend, and me.

But of all the cheap treasures that garnish my nest,
There is one that I love and I cherish the best:
For the finest of couches that's padded with hair
I never would change thee, my cane-bottom'd chair.

'Tis a bandy-legg'd, high shoulder'd, worm-eaten seat,
With a creaking old back, and twisted old feet;
But since the fair morning when Fanny sat there,
I bless thee and love thee, old cane-bottom'd chair.

If chairs have but feeling, in holding such charms,
A thrill must have pass'd through your wither'd old arms!
I look'd, and I long'd, and I wish'd in despair;
I wished myself turn'd to a cane-bottom'd chair.

It was but a moment she sat in this place,
She'd a scarf on her neck, and a smile on her face;
A smile on her face, and a rose in her hair,
And she sat there and bloom'd in my cane-bottom'd chair.

And so I have valued my chair ever since,
Like the shrine of a saint, or the throne of a prince;
Saint Fanny, my patroness sweet I declare,
The queen of my heart and my cane-bottom'd chair.

When the candles burn low, and the company's gone,
In the silence of night as I sit here alone —
I sit here alone, but we yet are a pair —
My Fanny I see in my cane-bottom'd chair.

She comes from the past and revisits my room;
She looks as she then did, all beauty and bloom;
So smiling and tender, so fresh and so fair,
And yonder she sits in my cane-bottom'd chair.

Плетёное кресло

Спят рваные шлепанцы у камелька,
В потертый камзол спрятан дух табака.
Здесь восемь ступенек ведут, как мосты,
В мое королевство поверх суеты.

Пускай до державы моей высоко,
Но жить в ней тепло и дышать в ней легко,
Где так далеко-далеко из окна
Под солнцем лучистым дорога видна.

В державе укромной в чертогах глухих
Полно безделушек и книжек пустых,
Подарков друзей и подделок купца,
Концов без начала, начал без конца.

Помятые латы, в морщинках фарфор,
Расшатанный стол, старых трубок набор.
Богатства на грош в королевской казне.
И что же? – Все мило здесь другу и мне.

Живу я не хуже, чем мудрый султан,
Согрет у огня мой скрипучий диван,
И музыкой дивной я тоже согрет,
Когда заиграет охрипший спинет.

Молитвенный коврик турецких солдат
И медный светильник – близ Тибра он взят.
Снимаю кинжал мамлюка со стены
И грозным клинком поддеваю блины.

Часы бьют за полночь, мы так и сидим,
О книгах, друзьях и былом говорим.
Сирийский табак кольца вьет в полусне,
В том царстве все мило и другу и мне.

Из ветхих сокровищ гнезда своего
Одно для меня лишь дороже всего:
Как сказочный трон, украшает жилье
Простое плетеное кресло мое.

Сиденье источено жадным жучком,
Круты подлокотники, ножки крючком.
Царила в нем Фанни, уйдя в забытье,
С тех пор и влюбился я в кресло свое.

И если бы ожило кресло на миг,
Таинственный трепет в него бы проник,
Я в муке безгласной взирал на нее –
Нельзя воплотиться мне в кресло свое.

Платок на плечах и улыбка в очах,
Улыбка в очах и цветок в волосах.
Несло и качало улыбку ее
Простое плетеное кресло мое.

Я креслом, как храмом, теперь дорожу,
Как царскому трону, ему я служу.
Заступница Фанни, сиянье твое
Престол мой пленило и сердце мое.

Угасла свеча – верный мог паладин,
В молчании ночи сижу я один,
Сижу в одиночку как будто вдвоем,
И Фанни все царствует в кресле моем.

Вспять время лучится в мерцании дней,
Где Фанни смеется нежней и нежней.
Несет и качает улыбку ее
Простое плетеное кресло мое. 

Перевод А. Солянова

Поддержать сайт