Уилфред Оуэн (Wilfred Owen)

The Show

My soul looked down from a vague height with Death,
As unremembering how I rose or why,
And saw a sad land, weak with sweats of dearth,
Gray, cratered like the moon with hollow woe,
And fitted with great pocks and scabs of plaques.

Across its beard, that horror of harsh wire,
There moved thin caterpillars, slowly uncoiled.
It seemed they pushed themselves to be as plugs
Of ditches, where they writhed and shrivelled, killed.

By them had slimy paths been trailed and scraped
Round myriad warts that might be little hills.

From gloom's last dregs these long-strung creatures crept,
And vanished out of dawn down hidden holes.

(And smell came up from those foul openings
As out of mouths, or deep wounds deepening.)

On dithering feet upgathered, more and more,
Brown strings towards strings of gray, with bristling spines,
All migrants from green fields, intent on mire.

Those that were gray, of more abundant spawns,
Ramped on the rest and ate them and were eaten.

I saw their bitten backs curve, loop, and straighten,
I watched those agonies curl, lift, and flatten.

Whereat, in terror what that sight might mean,
I reeled and shivered earthward like a feather.

And Death fell with me, like a deepening moan.
And He, picking a manner of worm, which half had hid
Its bruises in the earth, but crawled no further,
Showed me its feet, the feet of many men,
And the fresh-severed head of it, my head. 

Шоу

С небесной вершины взирала душа моя вниз,
Не ведая, как и зачем вознеслась в вышину,
И видела скорбную землю, в испаринах слез,
Изрытую всюду воронками, будто луна,
Похожими чем-то на оспины, струпья, лишай.
А там, через бороду ржавых колючек, молчком
Ползли рядовые личинки, сродни червячкам,
Толкая себя, превращаясь в затычки траншей,
Где, вздрогнув от боли, они затихали ничком.
Другие тянули кровавые стежки вокруг
Сплошных бородавок — могильных чужих бугорков,
И прятались в норках, подальше от мрачных тревог,
Когда над землей восходила звезда, засверкав.
И запах от норок тянулся, зловонен и прян,
Как будто от гнилостных ртов или гнилостных ран.
Я видел, как ножками бурая мелочь сучит,
Стремясь к серой мелочи с рожками на голове,
Как будто вся тварь из кишащих зеленых болот
Обильные выводки выманила на траву.
И каждый друг друга снедал, истекая слюной,
И каждый искусанной в кровь извивался спиной,
Пока не стихал, выпрямляясь дрожащей струной.
И в ужас пришел я от этих уродливых сцен,
И вдруг закружился, как легкое перышко, вниз,
И верная смерть закружилась вослед, будто стон.
И бурый червяк, скрывший кровоподтеки свои,
Поскольку уже на рожон, рассеченный, не лез,
Мне ноги свои укороченные преподнес
И усекновенную главу свою — нет, мою.

Перевод Евгения Лукина

Поддержать сайт