Альфред Теннисон (Alfred Tennyson)

Рыцарь Галаад

Мой меч всё рушит на пути,
‎Мне стрел не страшен свист;
Один я стою десяти,
‎Зане я сердцем чист.
Лишь только в трубы протрубят,—
Стучат мечи о сталь броней,
Ломают пики и — летят
‎В прах всадники с коней,
И рукоплещет весь турнир.
Когда же смолкнет битвы гром,
Из дамских рук цветы вокруг
На смелых падают дождем.

И как приветливо глядят
‎Все дамы на бойца,
Кто из-за них сражаться рад
‎До горького конца!
Но я не к дамам сердцем мчусь:
Я сердце Богу берегу;
Лобзаний страстных я боюсь,
‎И прочь от них бегу.
Восторг мой чище и святей,
Есть выше цель чем неги те:
Средь грозных битв лишь для молитв
Храню я сердце в чистоте.

Когда скрыт в туче серп луны,
‎Я еду в темный бор,
И блеск в нем вижу с вышины,
‎И слышу гимнов хор.
Мне блещет храм из темноты,
И в нем слышна мне чья-то речь.
Храм луст; но двери отперты,
‎И, в ярком блеске свеч,
Алтарь сверкает пеленой,
Горит как жар на нем потир;
Блестит амвон, гремит трезвон.
И вторит клиру пеньем клир.

На озере чудесный челн
‎Я вижу на яву,
И, сев в него, по гребням волн
‎Без кормщика плыву.
Вдруг тишь и темь. И вдруг, о, страх!
Три ангела, подъяв Санграль,
В одеждах белых, на крылах
‎Плывут как тени в даль.
О, чудный вид! о, кровь Христа!
Весь рай очам моим отверзт!
И льет лучи Санграль в ночи,
Звездой сливаясь с блеском звезд.

В уснувший город въехал раз
‎Я в ночь на Рождество.
Петух пропел полночный час,
‎Путь снегом занесло.
Со свистом ветер крыши рвал,
Стучал град крупный в мой шишак;
Вдруг свод небесный просиял
‎И осветил сквозь мрак
Покрытый снегом дол. И я
Услышал, приподя к земле,
Порханье крыл бесплотных сил
В клубимой вихрем снежной мгле.

Так рыцарь-девственник, весь век
‎В надеждах я живу —
Обресть обитель райских нег,
‎Мной зримых на яву.
Лишь вечных алчу я наград,—
Тех лилий в светлой стороне,
Тех чистых их же аромат
‎Вкушаю в сладком сне.
Так волей ангелов мой шлем,
Мой панцырь, груз вериг под ним,
Мой щит, мой меч, мой дух и речь —
Всё стало чем-то неземным.

И вот гряда раскрылась туч,
‎И с рокотом орган
Мне льет торжествен и могуч,
‎Аккорды горних стран.
И дрогнул дол, понинул лес
И слышен голос средь громов:
«О, рыцарь Божий! друг небес!
‎Иди, венец готов!»
Так мимо замков, хижин, сел,
По рвам, лесам, стремлюсь я в даль,
С мечом, с кольем, с святым огнем,
Пока найду тебя, Санграль.

Перевод Д.Е. Мина


    Сэр Галахад

    Мой добрый меч крушит булат,
    Копье стремится в бой;
    Я силой десяти богат –
    Поскольку чист душой.
    Высок и ясен трубный гуд,
    Дрожат клинки, ударив в бронь;
    Трещат щиты; вот-вот падут
    И верховой, и конь.
    Вспять прянут, съедутся, гремя;
    Когда ж стихает битвы гам,
    Дожди духов и лепестков
    Роняют руки знатных дам.

    Сколь нежный взор они дарят
    Тем, кто у них в чести!
    От плена и от смерти рад
    Я дам в бою спасти.
    Но, внемля зову высших нужд,
    Я чту удел Господних слуг;
    Я поцелуям страсти чужд,
    И ласкам женских рук.
    Иных восторгов знаю власть,
    Провижу свет иных наград;
    Так веры путь, молитвы суть
    Мне сердце в чистоте хранят.

    Едва луна сойдет с небес,
    Свет различит мой взор:
    Промеж стволов мерцает лес,
    Я слышу гимнов хор.
    Миную тайный склеп: внутри
    Услышу глас; в проеме врат
    Все пусто: немы алтари,
    Ряды свечей горят.
    Мерцает белизной покров,
    Лучится утварь серебром,
    Струит амвон хрустальный звон,
    Звучит торжественный псалом.

    Порой в горах у хладных вод
    Мне челн дано найти.
    Всхожу; не кормчий челн ведет
    По темному пути.
    Слепящий отблеск, звук струны!
    Три ангела Святой Грааль
    Уносят, в шелк облачены,
    На сонных крыльях вдаль.
    О чудный вид! Господня кровь!
    Душа из клетки рвется прочь,
    Но гордый знак скользит сквозь мрак
    Ночной звездой вливаясь в ночь.

    Когда на добром скакуне
    Я мчусь сквозь спящий град,
    Петух рождественской луне
    Поет; снега лежат.
    Град по свинцовым крышам бьет,
    Звеня, сечет доспех и щит,
    Но дивный луч из тьмы встает
    И тучи золотит.
    Спешу я в горы от равнин –
    К скале, открытой всем ветрам, –
    Но вихрь грез в кипенье гроз
    Скользит по топям и полям.

    Безгрешный рыцарь – я живу
    Надеждой; страх исчез.
    Я жду, тоскуя, наяву
    Вдохнуть ветра небес,
    Узнать блаженство вне преград,
    В лучистом зареве края;
    Недвижных лилий аромат
    Во сне вдыхаю я.
    Касаньем ангельской руки
    Броня, что мне доверил мир,
    Доспех и меч, плоть рук и плеч –
    Все обращается в эфир.

    Расступится завеса туч;
    Средь каменных высот
    Органа гул, высок, могуч,
    Взметнется и падет.
    Лес гнется, никнет сень осин,
    Бьют крылья, шепчут облака:
    "О верный Божий паладин,
    Скачи же! Цель близка!"
    Вот так, минуя двор и сад,
    И мост, и брод, скачу я вдаль,
    Влеком вперед, из года в год,
    Пока не отыщу Грааль.

Перевод Светланы Лихачевой

Sir Galahad

My good blade carves the casques of men,
 My tough lance thrusteth sure,
My strength is as the strength of ten,
 Because my heart is pure.
The shattering trumpet shrilleth high,
 The hard brands shiver on the steel,
The splinter'd spear-shafts crack and fly,
 The horse and rider reel:
They reel, they roll in clanging lists,
 And when the tide of combat stands,
Perfume and flowers fall in showers
 That lightly rain from ladies' hands.


How sweet are looks that ladies bend
 On whom their favours fall!
For them I battle till the end,
 To save from shame and thrall:
But all my heart is drawn above,
 My knees are bow'd in crypt and shrine:
I never felt the kiss of love,
 Nor maiden's hand in mine.
More bounteous aspects on me beam,
 Me mightier transports move and thrill;
So keep I fair thro' faith and prayer
 A virgin heart in work and will.


When down the stormy crescent goes,
 A light before me swims,
Between dark stems the forest glows,
 I hear a noise of hymns:
Then by some secret shrine I ride;
 I hear a voice, but none are there;
The stalls are void, the doors are wide,
 The tapers burning fair.
Fair gleams the snowy altar-cloth,
 The silver vessels sparkle clean,
The shrill bell rings, the censer swings,
 And solemn chaunts resound between.


Sometimes on lonely mountain-meres
 I find a magic bark;
I leap on board: no helmsman steers
 I float till all is dark.
A gentle sound, an awful light!
 Three angels bear the Holy Grail:
With folded feet, in stoles of white,
 On sleeping wings they sail.
Ah, blessed vision! blood of God!
 My spirit beats her mortal bars,
As down dark tides the glory slides,
 And star-like mingles with the stars.


When on my goodly charger borne
 Thro' dreaming towns I go,
The cock crows ere the Christmas morn,
 The streets are dumb with snow.
The tempest crackles on the leads,
 And, ringing, spins from brand and mail;
But o'er the dark a glory spreads,
 And gilds the driving hail.
I leave the plain, I climb the height;
 No branchy thicket shelter yields;
But blessed forms in whistling storms
 Fly o'er waste fens and windy fields.


A maiden knight--to me is given
 Such hope, I know not fear,
I yearn to breathe the airs of heaven
 That often meet me here.
I muse on joy that will not cease,
 Pure spaces clothed in living beams,
Pure lilies of eternal peace,
 Whose odours haunt my dreams;
And, stricken by an angel's hand,
 This mortal armour that I wear,
This weight and size, this heart and eyes,
 Are touch'd, are turn'd to finest air.


The clouds are broken in the sky,
 And thro' the mountain-walls
A rolling organ-harmony
 Swells up, and shakes and falls.
Then move the trees, the copses nod,
 Wings flutter, voices hover clear:
"O just and faithful knight of God!
 Ride on! the prize is near."
So pass I hostel, hall, and grange;
 By bridge and ford, by park and pale,
All-arm'd I ride, whate'er betide,
 Until I find the Holy Grail.

Поддержать сайт